Андрей Имранов - Дыхание бездны

  Тыгрынкээв покачал головой - много подобных сказок он слышал за свою жизнь, но ни одна из них не пыталась казаться правдой. Он пощупал кухлянку на груди - под ней, напротив сердца, лежала кость неведомого существа и источала в мир злую силу.

  Отец снял с огня закипевший чайник. Достал чашки.

  - Гычурмыкины всегда смотрели за тем, чтобы дух Калилгу оставался в озере. Когда какая-нибудь рыба проглатывала кость, она становилась большой и умной. Тогда гычурмыкины ловили её, убивали и кидали кость обратно в озеро. Куйкынеку, внук моего деда, он жил здесь и должен был убить этого гольяна. Но не убил - умер сам, на охоте. Тогда пришлось мне ехать.

  - Так мы завтра выбросим кость?

  - Нет.

  - Что же это за обряд? - спросил Тыгрынкээв спокойно, - теперь ты и меня ему обучишь?

  - Ты его знаешь, - спокойно сказал отец, - вспомни сказку, что я тебе и твоим братьям рассказывал каждый вечер. И которую ты и твои братья пересказывали мне каждое утро.

  - Сказку, про то, как Эмемкут младшего брата воскресил?

  Отец налил кипяток в плошку, протянул сыну.

  - Да. Мой отец много лет каждый вечер рассказывал мне эту сказку. И каждое утро я ему её пересказывал. Так же делал и мой дед, и дед моего деда. Да. Только десяти оленей в жертву не хватит.

  - А сколько?

  - Нисколько. Людей надо.

  Тыгрынкээв вздрогнул, плошка качнулась в его руке и несколько горячих капель упало на снег.

  - Людей? Зачем? Зачем ты привел меня сюда, зачем рассказал всё? Ты хочешь, чтобы я призвал Калилгу? Зачем мне это? Я не хочу никого убивать!

  - Сам решай, - просто ответил отец, - ты видел - народ чоучей уже никогда не встанет на ноги. Он лежит в тундре с перерезанными поджилками, ослабевший настолько, что даже себя убить у него сил не хватает. Ты - последний из гычурмыкинов, тебе и решать.

Глава 5.

   Тыгрынкээв проснулся посреди ночи и долго лежал, глядя в темноту и пытаясь понять - приснилось ему всё, что произошло с ним, или было наяву. Но тут тихо запиликал будильник, стоящий на тумбочке у изголовья и шаман медленно встал с кровати. Надел штаны, сорочку; морщась, застегнул пуговицы на воротнике - он так и не привык к европейской одежде, хотя уже несколько лет не надевал эвиръыт . Не включая света, по памяти, вышел из комнаты и, сделав несколько шагов по коридору, свернул в кабинет. Уваров уже сидел в кресле одетый - ждал.

   Тыгрынкээв молча подошёл к своему столу, достал из ящика рогатый череп. Искоса посмотрел на Уварова, сидящего напротив него с другой стороны стола и в который раз поразился его собранности и уверенному спокойствию - редкий человек в его возрасте будет столь свежо выглядеть в четыре часа утра. Хотя Тыгрынкээв последнее время вообще не видел Уварова спящим. Сильный человек.

  - Как успехи? - спросил Тыгрынкээв, раскрывая перед собой большую конторскую тетрадь.

  - Отлично, - спокойно ответил Уваров, - пятьдесят из пятидесяти. Помню всё. А как твои успехи?

  - Пока успехов нет, - сказал Тыгрынкээв, - но не надо беспокоиться. Когда-нибудь он найдется.

  - Лучше бы он нашелся поскорее, - проворчал Уваров, - а то нехорошо получается: я свои обязательства выполнил, а ты?

  - Я не говорил, что будет быстро, - Тыгрынкээв надел череп-маску, - сидите спокойно.

  Уваров выдохнул и вцепился руками в подлокотники - сеанс терапии, проводимый шаманом, был довольно болезнен. Уваров знал, что он ему жизненно необходим, но редко когда упускал возможность оттянуть неприятный момент - разговором, чаепитием или еще как-нибудь.

   Тыгрынкээв привычно огляделся, убедился, что поблизости нет кэле, могущих помешать ему; отметил, что, тем не менее, духов сегодня особенно много - некоторые стаями кружили над лишь им известными целями, некоторые летели, бежали и неспешно брели по каким-то своим делам. Некоторые стояли поодаль и следили за Тыгрынкээвом, но подходить не спешили - чуяли его силу и боялись его. Рядом с ним стоял только один дух, похожий на силуэт волчицы, только совершенно поблекший и истаявший.

  - Скоро, - пообещал ей Тыгрынкээв, - скоро мы уедем отсюда. Терпи еще.

  Волчица не могла ответить, но спокойно кивнула - дескать, делай свое дело и не беспокойся обо мне. И Тыгрынкээв принялся за свое дело. Подошел к сидящему перед ним Уварову, осмотрел его, покачал недовольно головой: багровые семена болезни опять пустили свои злые всходы по всему телу человека и тянулись трепещущими ростками к его голове. Тыгрынкээв вздохнул, вытянул свой палец длинным тонким крючком, и принялся осторожно срезать пульсирующие багровые ростки, стараясь не зацепить тонкое тело человека. Работа была несложной, но муторной. Первое время на то, чтобы срезать все ростки, ему требовалось не меньше часа, но теперь он управлялся уже минут за десять-пятнадцать - сказывалась сноровка, да и болезнь уже не так сильно владела телом Уварова. Закончив, Тыгрынкээв осмотрелся, увидел, что кэле поблизости стало много больше - они окружили его широким кругом и следили за ним с недобрым интересом. Поежившись, Тыгрынкээв снял маску и вернулся в мир людей.

  - Готово, - сказал он напряженно сидящему Уварову. Тот выдохнул, открыл глаза и с облегчением вытер обильно выступивший пот с лица.

  - Ты волшебник, - сказал с уважением, - как ты это делаешь, а?

  - Я - шаман, - пожал плечами Тыгрынкээв. Поколебался - стоит ли говорить, что кэле с каждым разом всё больше и больше интересуются ими.

  - Нам надо уехать отсюда. Лучше в тундру, но можно и просто в лес, - раз, наверное, в тысячный, сказал он.

  - Нет, - раз, наверное, в тысячный, ответил Уваров. Встал, шагнул к двери, у выхода обернулся:

  - Через четыре часа?

  - Да, - кивнул Тыгрынкээв.

  - А если попозже на часик? В восемь у меня разговор намечается.

  - Час - много, - твердо сказал Тыгрынкээв, - болезнь до головы доберется опять. Мы же пробовали.

  - Хорошо, - сказал Уваров, - что-нибудь придумаю.

  И вышел за дверь. Тыгрынкээв устало откинулся на стуле, прикрыл глаза.

   От Эльгыгытгына они поехали в Анадырь, где и поселились. Тыгрынкээву в городе не понравилось сразу и категорически, но отец был непреклонен. 'Тебе надо научиться жить среди земных людей', - сказал он, и менять своего решения не собирался. Продал оленей, всё походное снаряжение и купил на вырученные деньги два комплекта европейской одежды, себе - похуже и сыну - поприличнее. Устроил Тыгрынкээва на рыбзавод разнорабочим, а сам пошел работать кочегаром в общежитие шахтерского поселка на другом берегу залива, там и жил.

   Тыгрынкээв изменение привычного уклада жизни принял, как очередное испытание - сжав зубы с твердым намерением выдержать его. Хотя с каждым днем ему всё больше казалось, что этот экзамен он уже провалил. Общего языка с 'коллегами' ему найти никак не удавалось - сказывалось полное отсутствие общих тем для разговора и, тщательно скрываемое, но всё же прорывающееся наружу, презрение Тыгрынкээва к 'бывшим людям'. Пили рабочие рыбзавода поголовно и непрерывно - других вариантов как-то занять себя город практически не предлагал. Непьющий Тыгрынкээв выглядел на их фоне белой вороной. Отметив эту редкую особенность, руководство сделало его бригадиром, но облегчения Тыгрынкээву это не принесло - рабочие продолжали относиться к нему с прохладцей, близкой к неприязни, а 'белые воротнички' всё так же считали его 'рабочим быдлом' и отношений не поддерживали. Неизвестно, как бы он выдержал, если бы не жена-волчица и иные миры, поджидающие его в небольшой комнатке на окраине.