Сергей Дубянский - История болезни (сборник)

– Так что, остаешься? – повторила Полина нетерпеливо.

– Да.

– Ну, пойдем тогда, выберем тебе комнату.

Они вышли в коридор.

– Эта пустая, но форточка разбита. Дует… Здесь Петька с Андреем живут. Один полковник-танкист. Его дети сюда определили еще лет пятнадцать назад. Второй – капитан. У какого-то большого военачальника в адъютантах служил. Вот и нашли друг друга. Это пустая… эта тоже пустая… вот, хорошая комната, – она толкнула дверь.

Комната не отличалась от остальных, и Оля не поняла, что же в ней такого «хорошего».

– Это не здесь Василий умер? – она подумала, что не сможет лечь в постель, на которой совсем недавно кто-то умер, ведь здесь едва ли регулярно меняют белье.

– Нет, Василий жил дальше. Здесь Вера с Любой жили. Любка уж не помню, когда умерла, а Вера года два назад. Девяносто лет ведь прожила!.. Между прочим, из двух концлагерей бежала и пешком из Пруссии дошла… Ну что? – Полина оборвала воспоминания, – подходит?

– Подходит, – Оля еще раз оглядела комнату, но не нашла к чему придраться, и не потому, что все ее устраивало, а скорее, потому что отступать было поздно, – а туалет у вас есть?

– Как по лестнице поднимаешься, справа. Там, и туалет, и душ; только для душа уголь уже второй год не привозят.

– А как же вы моетесь?

– Мы не моемся – мы обтираемся. Да, воду из крана не пей! Трубы сгнили – с землей она идет. Но, слава богу, хоть такая.

Они вышли в коридор и остановились, глядя друг на друга.

– И что дальше? – спросила Оля, – в смысле, до вечера?

– Ничего. Приходи после ужина. У нас, как поедим, да темнеть начнет, так и ночь наступает. А что еще нам делать? – она повернулась и не прощаясь, пошла к себе.

Спохватившись, Оля выхватила фотоаппарат.

– Полина Алексеевна! Извините, пожалуйста!..

Вспышка озарила старческое лицо, еще сильнее избороздив его морщинами.

– Зря ты это, – Полина покачала головой, – это ведь не память – память внутри нас сидит.

Оля пропустила фразу мимо ушей (главное, что у нее есть еще один удачный снимок), и в это время на лестнице послышались шаги.

– Ольга Викторовна, у вас все в порядке? – Миша не стал подходить ближе.

– В порядке. Идем.

Спустились они быстро и молча. Миша распахнул входную дверь… Воздух показался Оле каким-то сладостно волшебным, будто очищающим каждую клеточку организма. Она замерла на пороге, осознавая, что в данный момент не сможет пройти по узкой доске – состояние напоминало головокружение, появляющееся после бокала шампанского. Привалилась плечом к косяку, блаженно улыбаясь. Серое небо, поле, голая скучная роща – это был самый прекрасный пейзаж; раньше она думала, что такое может случиться только, если она увидит настоящее теплое море…

– Ольга Викторовна, идите сюда! – Миша уже распахнул дверцу машины, – я все приготовил. Есть хочется ужасно.

Оля попыталась сфокусировать взгляд, но поняла, что глаза у нее начали слезиться, превращая Мишу вместе с автомобилем, в единое бледно-голубое пятно. …Не хватало еще, чтоб тушь потекла,  – надежный и правильный друг, постоянно сидевший внутри нее, мгновенно охладил внезапный романтический порыв. Она наклонила голову, собираясь с мыслями, и только после этого смогла спуститься на землю, балансируя руками.

Подойдя к машине, увидела разложенную на переднем сиденье разорванную на куски курицу-гриль, булку, два пустых пластиковых стаканчика. Всем этим они запаслись еще в городе, догадываясь, что кормить их вряд ли будут. Глядя на еду, Оля подумала, что после такого обеда, без ужина она вполне сможет обойтись, но ведь завтра будет еще и завтрак, который на протяжении нескольких лет состоял из йогурта, хрустящих тостов и чашечки кофе. Как она сумеет найти здесь все это?..

– Ольга Викторовна, садитесь. Перекусим, да поедем, а то смеркается – не люблю в «куриной слепоте» ездить. У меня ж, знаете, зрение-то не стопроцентное, просто очки не ношу, – весело пояснил Миша.

– Миш, – от предстоящего завтрака Оля вернулась в текущий момент, – а ты б не мог приехать за мной завтра утром?

Миша замер, не донеся до рта кусок курицы.

– В смысле, домой?

– Нет, сюда. Или, если хочешь, тоже оставайся. Тут знаешь, сколько свободных комнат.

Судя по тому, что Миша положил курицу и вытер руку газетой, есть ему расхотелось.

– Я не понял – вы собираетесь ночевать здесь?

– Да.

Он смотрел на Олю, и она реально видела лавину вопросов, проносящихся в его глазах; их было так много, что он молчал только потому, что не знал, с какого начать. Оля улыбнулась и протянув руку, сжала его запястье.

– Может, тебе это и непонятно, но я хочу сделать настоящий материал.

– Господи, Ольга Викторовна!.. – Миша наконец обрел дар речи, – ну, хотите мы сделаем его вместе из того, что есть? Только не смейтесь, но я тоже умею писать, причем, неплохо. Я, наверное, просто лентяй, но если надо… Честное слово, я никому не скажу! Все будет только ваше, а я, вообще, не при чем…

– Обо мне муж так не заботился, – Оля улыбнулась.

Миша покраснел и замолчал; потом снова взяв курицу, начал молча жевать с таким выражением лица, вроде, сравнение с мужем оскорбило его в лучших чувствах. Как ни странно, Оля тоже почувствовала себя виноватой.

– Миш, – она оторвала маленький кусочек белого мяса, – может быть, я не совсем точно выразилась. Я не просто стараюсь написать хороший репортаж, но и понять, что здесь происходит; понять психологический парадокс, заключенный в этих людях.

– Да нет никакого парадокса, – пробурчал Миша, – пока вас не было, я думал об этом. Мы стараемся мерить всех своими мерками. Да, нам нужна «красивая жизнь», любовь, деньги; нас заботит, как мы выглядим и что о нас подумают; мы к чему-то стремимся и для этого решаем какие-то проблемы. Мы живем, понимаете? А они уже не живут. Вместе с исчезновением физических возможностей у них атрофировались все желания. Они ходячие трупы, и сами понимают это. Им надо, чтоб их оставили в покое. Они рады тому, что вокруг ничего не происходит. Они… помните выражение «одной ногой в могиле»? Вот и они, как бы приучают себя к своему будущему бытию… или небытию. Не надо здесь ничего понимать! Даже о том, как они нас встретили, писать не надо – это никому не интересно. Надо тупо рассказать, в каких условиях они живут – может, из кого-то это выжмет слезу, и слава богу. Вот социальный заказ!..

Пока он говорил, Оля успела насытиться и теперь задумчиво стирала с губ помаду вместе с жиром. Сначала в ней преобладала мысль, что неплохо бы вымыть руки, но, по мере того, как она вникала в Мишины рассуждения, мысль эта уходила все дальше. …А, может, он прав? Может, просто я никогда так близко не сталкивалась с заброшенными, всеми забытыми стариками? Конечно, когда вокруг тебя скачут внуки, тебе есть для чего жить, пусть твоя собственная жизнь уже и закончилась, а здесь?.. С другой стороны, что я теряю? Назовем эту ночь «ночью русского экстрима». Более тренированные люди лезут в горы и прыгают с парашютом, а для меня и это уже достаточное испытание. Неважно, что они мне расскажут, хотя, может, и пригодится когда-нибудь…