Сергей Дубянский - История болезни (сборник)

– Ну, раз кресты, значит, уже не ведьма.

– Крест и перевернуть можно, – видимо, Анна Ивановна пыталась разбираться в магическом смысле обнаруженных предметов, – а еще статуэтка у нее есть. Хранится на полке среди одежды. Дева Мария, а лицо черное, как у негритянки. Разве такое может быть?

– Может, – Оля уверенно кивнула, – на заре христианства многие храмы, чтоб «очистить» место, строились на руинах языческих святилищ. Потом часть этих храмов тоже оказалась разрушена, и при раскопках стали находить изображения черной богини. Скорее всего, она олицетворяла землю в древних религиях, но археологи объявили ее Девой Марией – не может же идол храниться в христианском храме? А о святилищах к тому времени все уже позабыли. С тех пор и повелось, особенно во Франции, что Дева Мария может быть черной.

Анна Ивановна посмотрела, то ли с удивлением, то ли с уважением, и Оля довольно засмеялась.

– Я ж университет закончила. Причем, чистый гуманитарий.

– Все равно, зря вы это затеяли, – безотносительно к предыдущему заключила Анна Ивановна.

– Да почему зря-то? Я человек очень любознательный… Господи, ну, какие ведьмы?.. Или вы все-таки верите в них?

– Что значит, верю – не верю? – Анна Ивановна заглянула в большую кастрюлю, где уже закипала вода, – оно есть, верим мы в него или нет… Знаете, как я замуж вышла? Родилась я в городе и в школе там училась, а здесь у матери сестра жила. Я сюда на лето приезжала – после войны лагерей-то пионерских не было. Так вот, лет в четырнадцать пошли мы с подружкой к местной гадалке – я тоже любознательная была… как вы. А о чем девчонки спрашивать могут? Естественно, о любви, да о женихах. Вот, гадалка мне и говорит, что скоро в селе свадьбу будут играть, и я обязательно должна пойти туда, потому что там познакомлюсь с будущим женихом. А узнаю его по тому, что воду буду ему подавать. Два дня мы над этим смеялись, а потом и вправду тетку мою на свадьбу приглашают. Не помню уж, чья свадьба была, но в деревне, сами знаете – если гулять, так всеми. Мы, дети, естественно, тоже там бегали, под ногами путались. И вот один парень (я и имени его не знала) как хватил самогона, да, видно, пошел он не в то горло. Как задохнулся он, как закашлялся!.. Весь красный; аж наизнанку его, бедного, выворачивает. А я случайно рядом оказалась. Страшно мне стало, что помрет человек. Я быстрее за водой. Выпил он ее, и полегчало, но, видно, легкие сжег – он и говорить-то толком не смог, и поэтому сразу ушел. С тех пор лет семь или восемь прошло. Я давно школу закончила, работала и, вот, знакомлюсь с мужчиной гораздо старше меня; не красавец, да и умом не блещет. А мы тогда все за умных хотели выйти (это теперь норовят за богатых), но что-то в нем притягивало меня. На третьем свидании он рассказал, что сам отсюда, а в город приехал на курсы механизаторов; и потом возьми, да скажи: – А я тебя помню. Спасала ты меня, когда я самогоном захлебнулся. Тут я про ту воду и вспомнила…

– Знаете, как это называется? – Оля скептически усмехнулась. Ей часто приходилось читать в «женских журналах» такие истории (правда, почему-то всегда казалось, что придумывают их прикалывающиеся сотрудники редакции), – это называется психологическая установка. У вас в подсознании уже сформировалась сверхзадача. Если б гадалка не нагадала, может, вы и замуж за него б не вышли. Погуляли, пока он учился…

– В наше время так не принято было, – Анна Ивановна мечтательно вздохнула, – тогда не «гуляли», а уж если встречались, то потом и замуж выходили… но не в этом дело. Все равно, зря ты затеяла с огнем играть, – она уже помешивала бледное варево, от которого поднимался не имевший запаха пар.

Не ответив, Оля сняла халат, вымыла руки, и поняв, что приготовление ужина закончено, снова облачилась в пиджак.

– Их надо звать или сами приходят? – помогая расставлять дымящиеся тарелки, она нарушила затянувшееся молчание.

– Конечно, звать, – Анна Ивановна вышла, и через минуту Оля услышала громкий голос:

– Ужин!.. Все на ужин!..

Спрятавшись за кухонной дверью, Оля наблюдала, как первой появилась Полина и почти следом, Мария. Остальные спускались по одному, причем, что поражало больше всего, они почти не общались. Казалось, проспав целый день или просто пролежав в одиночестве, человеку просто необходимо общение, но глаза обитателей дома были пусты, как у зомби, отрабатывающих заложенную в них программу.

– Они всегда такие угрюмые? – спросила Оля.

– Всегда. Я ж говорю, это ведьма что-то делает с ними.

Оля смотрела на дрожащие руки, с трудом удерживавшие ложки, на жадные беззубые рты и думала, что лучше покончить жизнь самоубийством, чем пребывать в таком состоянии. Эта мысль не вызвала протеста, хотя всегда ей казалось, что лишать себя жизни могут только очень примитивные или психически неуравновешенные люди. Из любой ситуации всегда можно найти выход, но она никогда не думала, что существует ситуация, из которой выхода нет. На мгновение сделалось жутко от этой безысходности, но Оля сумела быстро взять себя в руки. Бессмысленно пытаться представить то, чего еще нет и, может быть, никогда не будет, ведь до этого ж надо дожить…

Закончив есть, старики стали молча подниматься из-за столиков, и вскоре столовая опустела. За все время ужина так и не было произнесено ни слова, будто слетелась стая теней, и потом также незаметно растворилась в пространстве и времени.

Анна Ивановна принялась собирать посуду. Оля хотела помочь, но та только небрежно махнула рукой.

– Что тут мыть? Ни жиринки…

Оля отошла к окну, за которым стало совсем темно.

– Анна Ивановна, так что тут происходит ночью? Вы тогда начали говорить…

– Не знаю, – как и утром, повторила Анна Ивановна, только на этот раз гораздо спокойнее, – ведьма запретила мне подниматься наверх после заката.

– Даже так?

– Да. А я, по большому счету, и не стремлюсь знать, что там происходит. Я что, штатный работник? А то за свою доброту еще какую-нибудь гадость, вроде порчи или сглаза, получишь.

– Да бросьте вы ерунду говорить…

– Ну, как знаешь, – закончив работу, Анна Ивановна вытерла руки, – только запомни, если совсем плохо станет, повторяй про себя: – Помилуй, Господи, дай мне не нарушить мой душевный покой… А я пошла.

Она поправила ножи, положив их параллельно друг другу, и пройдя через тускло освещенную столовую, исчезла в коридоре. Потом хлопнула дверь, и Оля ощутила такую тишину, что вдруг поняла – определение «мертвая тишина» вовсе не является поэтическим эпитетом. Сделалось страшно, однако сознание, привыкшее строить четкие логические схемы, довольно быстро справилось с этим неприятным чувством.

…В дом никто не входил, иначе б я слышала; вокруг одни немощные старики, и те, скорее всего, спят. Что тут страшного?.. Ступая на цыпочках, Оля вышла из кухни, оставив включенным свет, и осторожно поднялась по лестнице. На втором этаже прислушалась и пошла дальше, останавливаясь у каждой двери – ни храпа, ни вздоха. Но старики ж не могут дышать так ровно и бесшумно!..