Андрей Каминский - Проект "Плеяда"

— Черт, да заткни ее, наконец! — нервно выкрикнул один из большевиков и командир, очнувшись от ступора, потянул с плеча винтовку. Но не успел — Илта вскинула голову, приподнявшись от земли — без помощи рук, прижатых к бокам, одно лишь тело. Меж жемчужно-белых зубов быстро-быстро высовывался язык и энкавэдэшник застыл словно загипнотизированный разом изменившимися глазами Илты — желтыми, с вертикальными зрачками. Оглушительное шипение разнеслось над болотом и большевик не сразу понял, что исходит оно не только из уст одержимой финнояпонки, но и от множества тонких, извивающихся тел которые вдруг разом исторгли камыши, болота и окрестный лес. Терпкий мускусный запах заполнил воздух.

— Змеи, товарищ командир! — раздался крик, — везде гадюки!

Разом загремели выстрелы — впавшие в панику коммунисты палили по окружавшим их змеям, уже не думая, что на такой короткой дистанции могут поубивать друг друга. Пули разрывали извивающиеся тела в окровавленные ошметки, но на место каждой убитой змеи, болото и лес исторгали десять, двадцать — вся земля вокруг покрылась шевелящимся ковром из шипящих рептилий. Змеи — черные, коричневые, с узорами и без, гадюки и щитомордники. Они текли по земле, меж камышей, плыли в огромных лужах, приминали траву, обтекая бьющуюся на земле Илту, и их плавные движения странным образом попадали в такт с ее конвульсиями. А с губ девушки неслись жуткие словеса:

Что такое десны злобной?Десны девы бога смерти.А спина змеи ужасной?То — печной ухват у Хийси.Хвост откуда появился?Из косы нечистой силы.Из чего гадюки чрево?То бог смерти дал свой пояс.

Красные уже не остреливались, потратив все патроны. Отчаянно ругаясь, они сбрасывали обвивавших их змей, топтали их ногами. Тщетно — словно вода в половодье, ковер из змей поднимался вокруг и новые гады упорно ползли вверх. Страшные крики оглашали поляну, когда наполненные ядом зубы впивались в руки и шеи НКВДистов и те, падали на землю, получая все новые ядовитые укусы. И посреди всего этого ада стоял трясущийся от страха якут, сам не знающий как ему удается держаться на ногах, не упасть рядом с одной из шевелящихся груд, в которые превратились обвитые змеями тела чекистов. Попытки скинуть с себя рептилий становились все более вялыми, пока не прекратились вовсе.

Последнее слово сорвалось с уст Илты и она, дернувшись в последний раз, замерла вытянувшись на земле. И тут же схлынул змеиный потоп — также стремительно, как и появились, змеи расползались по камышам и болотам, словно впитываясь в исторгнувшие их стихию. Скоро в поле зрения якута не было ни одной змеи — только распухшие тела мертвецов, чьи лица были черно-красными от напитавшего их яда.

Степанов перевел взгляд на Илту — та неподвижно лежала на земле, ее высокие, покрытые грязью и мелкими царапинами груди, равномерно вздымались и опускались. В широко распахнутых глазах не было не единого проблеска мысли, но якут облегченно вздохнул, когда увидел, что они приняли обычный синий цвет. Преодолев внезапно нахлынвшую робость, следопыт подошел к девушке и присел на корточки. Рука его потянулась к обнаженному телу Илты.

— Не трогай!

Якут обернулся — из камышей выходил грязный оборванный Мирских, сжимавший в руках берданку. Ствол ее он направил прямо на Степанова.

— Отойди от нее! — крикнул он, — ну!

— Я только проверить хотел, — произнес якут, исподлобья глядя на кержака.

— Целее будет, если ты от нее подальше держаться будешь! — сказал Юрий, — финн где?

— Предатель твой финн! — сказал следопыт, угрюмо косясь на кержака, — хотел порешить меня, да я быстрей оказался. Совсем чуток он с «товарищами» разминулся. А ты сам-то, где отсиживался? Не вдвоем ли нас сюда завели?

— Ах ты мразь узкоглазая, — рявкнул Юрий, — да я тебя…

— Довольно! — послышался слабый, но твердый голос, — замолчали! Оба!

Бледная, поцарапанная Илта уже сидела на земле на корточках пристально глядя на разом замолкших спорщиков, смотревших на нее с плохо скрываемым страхом.

— Сейчас найдете мне одежку, — сказала она, — можете с краснюков снять, мне все равно. Потом пошарите по сумкам — в жизнь не поверю, что у целого отряда в сумарях, хоть одной фляги со спиртом не завалялось. А потом вы мне все расскажете.

Желающих возражать не нашлось.

Позже, все трое сидели на вершине холма, найдя уютную поляну меж разлапистых сосен. В углях, оставшихся от небольшого костра, запекались два, пойманных кержаком, сазана. Юрий время от времени запихивал их палкой поглубже. Напротив него сидел на бревне якут, все еще не отошедший от всего, что пришлось ему пережить пару часов назад. Наконец прямо на земле, в стащенной с одного из мертвецов штанах и гимнастерке сидела Илта, держа в руке почти опустевшую фляжку, снятую с командира партизан. Тот оказывается не был чужд некоторого изыска — во фляжке плескался коньяк.

За все время, прошедшее с жуткой сцены у озера Илта сказала едва ли десяток фраз, почти полностью погрузившись в свои размышления. Вот и сейчас она сидела, молча глядя на двух оставшихся следопытов. Те же, напротив, говорили много и без того хорошо представляя, что от них хочет услышать Илта.

— Я как раз этих рыб поймал, — рассказывал Мирских, — повезло мне, там вода спала в озерце и они оказались отрезаны в большой луже. Собирался идти к вам — слышу, стреляют! Я хотел обратно бежать, да чуть на этих коммуняк и не напоролся. Хорошо еще что этот живорез стрелять опять начал, а потом орать — я в камышах схоронился, а потом потихоньку стал пробираться к поляне. Честно говоря, оттуда такое слышалось, что я духу набрался, чтобы вылезти, когда все стихло. Только и увидел, как змеи те расползаются. Вот, все так и было, Христом-Богом клянусь!

Он истово перекрестился, глядя на Илту. Та скупо усмехнулась и перевела взгляд на Степанова. Тот нервно сглотнул и начал рассказывать.

— Я это…ну когда мы вместе пошли, сразу понял, что тут неладное что-то. Финн чей-то уж больно разговорчивым стал, как подменили его. И смотрю я, он все время норовит не к северу, а к западу забирать, говорит, мол, там пройти проще. Я говорю, ты же тут первый раз, откуда тебе-то знать? Отвечал ерунду какую-то, вроде как видел с холмов куда лучше идти. Один раз я ему поверил, свернули, куда он сказал, потом смотрю — куда-то совсем не туда идем. Я этого финна останавливаю, говорю — куда ты меня завести хочешь? Он ничего не говорит, только лыбится так, нехорошо, дьиккэр! — выругался якут. — Я говорю — ты как хочешь, а я обратно пойду, поздно уже. Развернулся, только краешком глаза заприметил, как он за кобуру схватился. Я винтовку сорвал, пальнул в него и он в меня, только он промазал, а я — нет. Только он свалился — смотрю, из леса краснюки выбегают, орут, оружие бросить велят. На землю повалили, избили — якут, поморщившись, коснулся налившегося над скулой синяка, — с собой повели. Ну, а дальше ты все видела.