Прах и пепел - Владимир Владимирович Чубуков
Привезли братья Гофманы Касю в ту заброшенную деревню, представили ее столетнему старцу, Гавриле Фомичу, и высказала она ему заветное желание свое. Гаврила Фомич обошел Касю кругом, обнюхал отовсюду и по запаху биохимических выделений мозга понял, что девушка говорит искренне и на все готова, лишь бы своего добиться.
– Есть способ, – прошамкал он гнилым ртом, – но сложный.
– Пусть сложный, – согласилась та.
– Ты должна привести ко мне человечка, который без ума тебя любит и похотью сочится, на тебя глядя, но все еще не сорвал тебя и не познал.
– Нет у меня такого, – сказала Кася мрачно.
– Нету, так заведешь! – раздраженно каркнул старик. – Ты мне, коза, не перечь и не отнекивайся, если хочешь свое получить. А слушай, чего я тебе говорю. Сделаешь себе такого человечка. Завлечешь, заманишь и ко мне приведешь. Скажешь, что я – доктор, который проверит вас на сексуально-доминантную совместимость для достижения экстраоргазма. Я как бы начну исследования проводить, а ты мне подыгрывать будешь, и введу ему препарат, который убьет его. Засим тут же и оживлю на время – уж я знаю, как, – чтобы выплеснул он сексуальную энергию, перед смертью в нем аккумулированную и еще не успевшую из организма выветриться. Тогда и получишь то, что хотела.
Уехала Кася с братьями Гофманами в глубокой задумчивости.
А недели через две вернулась в деревню на собственном внедорожнике, с молодым человеком, влюбленным в нее без памяти.
– Девственница я, понимаешь, Гришенька? – ворковала Кася по пути. – И хочу девственность свою обменять по самому высокому курсу. Слышала я от знающих людей, что только девственница, расставаясь с невинностью своей, может испытать экстраоргазм, который простым смертным недоступен. Сама испытать и возлюбленному передать. Однако должна она не абы с кем совокупиться, но только с человеком, подходящим ей по доминантному профилю, иначе не выйдет ничего. Поэтому, Гришенька, прежде чем отдаться тебе, хочу, чтобы доктор один проверил нас на сексуально-доминантную совместимость. И если все совпадет, мы с тобой в такой космос улетим, куда только избранники небес допускаются.
– А если не совпадет? – тревожно спрашивал Гришенька.
– Надо верить и надеяться.
Гришенька вне себя был от сладостных предвкушений.
– Тэ-экс, – молвил Гаврила Фомич, когда стояла перед ним парочка в ожидании, – сначала вас, молодой человек, проверим. Ложитесь вот сюда на стол. Разденьтесь сперва. Догола. А вы, девушка, вот здесь стойте. Сейчас я датчики присоединю. Будем считывать показания. Во-о, хорошо… Теперь смотрите на девушку свою, а вы, милая, начинайте раздеваться постепенно. Будем фиксировать, как юноша ваш на каждом этапе реагирует. Сначала верхнюю половину туловища обнажайте. Ага… Так… О, пошла реакция! Циферки так и скачут. А теперь нижнюю половину обнажайте. Тэ-экс… Что, юноша, хороша конфетка, а? Циферки-то, циферки! Теперь вы, девушка, вот сюда встаньте… Так… А вы, юноша, руку ей сюда положите и держите. Я вам сейчас укол сделаю, контрастное вещество введу, а вы руку не убирайте, держите хорошенько… Будем фиксировать. Так, ввожу…
Гришенька тут же и скончался после укола. Мелкие судороги пробежали по телу – и конец. Гаврила Фомич склонил голову набок, по-научному любуясь покойником.
– Вишь ты, козлище какое похотливое: мертв, аки бревно, а эрекция-то, посмотри только! Это значит, – повернулся ученый к девушке, – что сексуальные доминанты в нем после смерти продолжают какое-то время сохраняться в аккумулированном виде. Теперь, когда мы возьмем да стимулируем в нем квазижизнь – без разума, чисто на рефлексах, – будет он сексуально вполне дееспособен, и делай тогда что задумала. Минут пятнадцать, может, больше, будет в нем квазижизнь действовать, а потом откинет он коньки на веки вечные. Смотри, ежели кусаться начнет, не боись: укус его не опасней укуса простого человека. Но, на всякий случай – вдруг что не так пойдет – топорик вот лежит, возьмешь да промеж глаз ему хрястнешь! Все ясно, козочка?
Кася кивнула с хищною улыбкой.
– Тэ-экс, теперь мы электроды присобачим сюда, сюда и вот сюда: будем электрическими импульсами центры стимулировать. Ага… И засим вводим препаратец, разработку нашу тайную… Оп-па! А теперь ток пускаем… И ждем-с, ждем-с! Ты топорик-то сразу возьми. На всякий случай при себе держи.
Труп шевельнулся, и у Каси перехватило дыхание от восторга: наконец-то!
– Пошел процесс, – констатировал старик, потирая ладони. – Ну все, выйду я, чтоб не мешать. Ежели что, кричи сильнее, а то я глуховат малость. Прибегу тогда – пособлю.
И ожил труп Гришенькин, встал, приблизился к девушке, и подивилась она выражению его лица. Были глаза у него при жизни глуповаты, как и положено по статусу его непритязательного существования, а стали теперь такие, что, казалось, сама смерть со всею бездонной мудростью своей смотрела на Касю этими глазами. Взял он из правой руки ее топорик и бросил на пол, обнял Касю, а та от его прикосновения сладко всем телом содрогнулась.
Получила Кася то самое, о чем грезила наяву с таким вожделением. Изничтожил похотливый мертвец ее девственность, влил в нее мертвецкое семя свое.
Но, вопреки научному мышлению, не вернулся он после того к покою посмертному, поскольку сработал внезапно один закон бытия, Гавриле Фомичу неведомый и в расчетах не учтенный.
От века еще не видано было, чтобы труп лишал девицу девственности, а когда происходит нечто, чего доселе вовсе не случалось, то жди беды, ибо реализуются неведомые силы мироздания и срабатывают капканы непредусмотренных следствий. Не вернулся мертвец к мертвенному покою, но заразился от Каси половым путем вирусом существования, которое в его мертвенном организме окрасилось в странные и зловещие цвета.
Молчалив был труп Гришенькин, неразговорчив, только краткие мысленные приказы отдавал, которым не было сил противиться ни у Каси, ни у Гаврилы Фомича.
Подчиняясь приказам мертвеца, организовали Кася со стариком-ученым фабрику по производству трупов, таких же деятельных и себе на уме, как и труп Гришеньки. К разработкам Булгароктонова добавил труп щепоть тайных знаний, извлеченных им из недр смерти, так что лихо заработала та фабрика в заброшенной глуши апшеронской.
Молодых людей – матерьялец для трупов – подыскивала Кася, она же и заманивала их в деревеньку. Но прежде чем заняться этим промыслом, родила она деток, зачавшихся в том любовном смерче, что закружил ее вместе с трупом Гришеньки.
Три недели длилась ее скоротечная беременность, и родилось у нее то, что и должно было родиться от случки трупа с девственницею: полузагробные мыслящие пауки, опасные хитрые твари, которые ловят людей в паутину и высасывают бессмертные их души, подселяя заместо них призрачную массу своей паучьей ментальности, так что становятся те бывшие люди загонщиками у пауков, новые жертвы в их паутину толкающими.
Родила Кася, покричала от ужаса, подергалась маленько – и успокоилась. Некогда было рефлектировать, делом надо было заниматься. Для повелителя и властелина своего – трупа Гришенькиного – пора было матерьялец добывать.
Гришенька тоже без дела не сидел, тоже на охоту ходил – ездил на Касином внедорожнике – и девушек добывал: очаровывал их своим либидо, сквозь мертвые поры его сочившимся. А иногда и скользких пареньков привозил. Все у него в дело шло.
С Гаврилой Фомичом научный совет держал, помогал смеси химические составлять, аппаратуру отлаживать, планы разрабатывать. И добились они того, что трупы, ими оживленные, обоих полов, начали друг с дружкой совокупляться, и воплощались от любовных трупных игр уже не те относительно безобидные паучки, каких Кася родила, но немыслимые загробные чудовища, мертворожденные и мертвенно живущие. Не рождалось в трупных браках ничего человекообразного, ибо такова природа мертвой любви: она сама чудовищна и производит лишь чудовищ.
Переплетения щупалец и конечностей, насекомых и человеческих, перепончатых крыльев, хоботков, усиков, мерзостных наростов, студенистых прозрачных масс, ядовитых шипов, хитиновых сегментов, клыков и жвал, щетины и чешуи – все это копошилось, ползало, прыгало, лазало по деревьям, зарывалось в землю и, кратко говоря, кишело в деревне и ее окрестностях.
Бывало, забредет грибник в те места, увидит мясистый белый гриб средь палой листвы,
