Александр Сивинских - Открытие Индии (сборник)

Она отперла «Ситроен» (Игорь уважительно присвистнул), посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

– Тогда у меня?

– Легко, – сказал он.

Майка нарисовала пальцем на груди Игоря очередную арабеску и вдруг сказала:

– Гляди, седой волосок.

Он приподнялся на локте, задумчиво осмотрел её великолепное тело, словно скопированное с древнеиндийских фресок, потыкал пальцем в собственный живот и вынес вердикт:

– Сусанна и старец. Картина нитроэмалью.

– У тебя настоящий сдвиг на почве этой эмали, – сказала Майка, лениво потянувшись. После чего откатилась к краю постели, встала и прошествовала к окну. Раскрыла створки. Сразу запахло сиренью: июнь. – Уверяю, Игорёшенька, по сравнению с большинством сверстников ты выглядишь на пять баллов.

– Польщён высокой оценкой, – сказал он. Кажется, чересчур желчно: фраза о сверстниках, чьи фигуры она имела возможность изучить достаточно хорошо, задела-таки его самолюбие. – В таком случае, ты – на все десять с плюсом. Впрочем, боюсь проявить недостаточную объективность. Не с кем сравнивать кроме собственной жены да… да и всё, пожалуй.

– Она тебе дорога?

– Что?

– Светлана действительно дорога тебе? Ты счастлив в супружестве, Игорь?

«Господи, „счастлив в супружестве!“ Ощущаю себя участником ток-шоу» – подумал Игорь и осклабился:

– Извините, мадам, но перепихон, даже самый упоительный, ещё не причина открывать перед вами душу.

Она развернулась. На фоне окна – уже занимался рассвет – невозможно было рассмотреть выражения её лица. Однако Игорь понимал, вряд ли оно лучится иконописной добротой.

Всё-таки кое-кто здесь полный мудак, подумал он.

– Тогда я сама всё расскажу. А ты меня после поправишь, если где-то ошибусь.

И она рассказала. Как есть. Короткими беспощадными фразами. Точными, будто удар профессионального забойщика скота. О мучительной тоске, пришедшей на смену любви. О жалости Игоря к стремительно увядающей Светке и ещё большей жалости к себе, вынужденному вновь и вновь доказывать опостылевшей женщине, что она, как и прежде, желанна. О странной горчащей нежности к Ирушке; этой маленькой и болезненной копии жены. Обо всём.

Майка была – Фемида, сбросившая перед судимым любовником не только одежды, но и повязку с глаз. Меч её пронзил сердце Игоря и вышел из-под лопатки. С кончика его срывались дымящиеся капли. В воздухе витали эфирные тела поэтических метафор, которыми Игорь намеревался замаскировать презрение к самому себе.

– И тебе не было противно отдаваться такому ничтожеству? – глухо спросил он, когда Майка закончила говорить.

– Нет, – Майка покачала головой. – Потому что ты не ничтожество. Ты просто не знаешь, кем ты можешь быть, Игорёшка. Кем должен быть. Я тоже не знала, пока не нашла… не отыскала… не открыла…

– Что? – подбодрил он. – Клинику коррекции фигуры или секту сайентологии?

– Новый Иерусалим, – сказала она серьёзно.

– Ой, блин, – сказал Игорь. И добавил: – Абзац, приехали. Станция «Кащенко».

Вместо того чтобы обидеться или распсиховаться, она захохотала. Она повалилась на кровать, она болтала в воздухе ногами, хлопала в ладоши и повторяла сквозь смех: «а вот и не приехали, не приехали!». Игорь посмотрел-посмотрел на это дело, хищно задышал – и бросился её целовать. Удержаться не было никаких сил.

– Стоп, стоп, стоп, любострастный старец! – Майка очень ловко вывернулась из его объятий. – Сусанна, возможно, и готова уступить твоим приставаниям, но заявляет – пока не время! Идём-ка.

– А куда?

– А на балкон.

– Ах, на балкон… Что ж, наверное, это будет весьма занимательно.

– Ты даже не представляешь, Игорёшка, насколько тебе будет занимательно.

Она крепко взяла его за руку, потянула: «стэнд ап, лэд!».

Они вышли на балкон.

Игорь обомлел.

Дом, типовой девятиэтажный дом, в котором этой ночью Игорь утратил гордое право называться верным супругом, исчез. Вместо бетонной крупноблочной стены за спиной была гладкая малахитовая поверхность – сплошная и, кажется, бесконечная. Во всяком случае, слева и справа, а также сверху она простиралась настолько далеко, что совершенно терялась в какой-то розоватой дымке. Наверное, именно такую дымку поэты называют «предрассветной» и «сквозною». Балкон, где стояли Игорь и Майя, был единственным элементом, нарушавшим девственно-ровную вертикаль стены. Сразу под ним начиналась хрустальная бездна. Впрочем, бездна – слово красивое, но малоподходящее, потому что там, внизу, сотнях в двух метров, определённо что-то имелось: золотое и белое, голубое и изумрудное. Кажется, это был город. Но вовсе не тот мегаполис, в который привезла Игоря на «Ситроене» не по годам юная Майя Эберт, повелительница упырей и кавээнщиков.

Он обернулся. За балконной дверью, к его удовольствию, ничего не изменилось: всё то же греховное ложе со сползшим на пол «леопардовым» одеялом, та же неяркая лампа, освещавшая всю ночь их с Майкой эквилибры – и так далее. Там продолжала вершиться реальность. Здесь – расцветала…

– …Аркадия небесная, – сказал Игорь.

– Новый Иерусалим, – поправила Майка. Лицо у неё было… Сияющее, вот как! Внутренним светом. Короче говоря, выглядела любовница Игоря дура дурой. Она этого, разумеется, не знала и продолжала вещать: – Град золотой, где реки текут молоком и мёдом, где люди вечно юны, а Бог говорит со Своим народом на человеческом языке.

– Какая жалость, что я не отношусь к избранным, – сказал Игорь, развернулся и вошёл в квартиру. Сел на кровать, охватил голову руками.

«На самом деле, – думалось ему, – ничего этого, конечно, нету. Я валяюсь сейчас на собственной лоджии, надышавшись проклятой нитрокраской до галлюцинаций. И скоро либо очнусь, либо окочурюсь».

Вошла Майка, села рядом.

– Считаешь, что спятил? – спросила она.

– Не без того, – с готовностью согласился Игорь.

– А зря, – сказала она и залепила ему великолепную оплеуху. Потом вторую, ещё того звонче.

Игорь обладал совершенно жалким опытом общения с галлюцинациями (а по правде говоря, вообще никаким), но в том, что воображаемые женщины с такой силой по морде засветить не смогут, он был уверен.

– Хватит, – сказал он, когда Майка замахнулась в третий раз. – Рассказывай.

Наверное, догадаться об этом не составило бы труда, стоило чуть-чуть напрячь мозги и вспомнить Ветхий Завет. Десять колен Израилевых, переселённые ассирийцами в «горы Мидийские» и пропавшие без вести – кто о них не слышал? Где их только не искали. На Кавказе, в Индии, в Африке и даже в Центральной Америке. А они были тут, рядом – и при этом бесконечно далеко. Игорь не знал, как назвать это место: карман или складка пространства, параллельный мир, хроноклазменный какой-нибудь домен, рай земной… Да не всё ли равно? Майка именовала его Эдемом. Её привёл туда случай. Ровно два года назад вышла утром на балкон – жирная, страшная, гадливо брошенная последним мужиком, – вышла, чтобы опрокинуться через перила… и увидела внизу не серый асфальт знакомого двора, а кроны небывалых деревьев. Кроны медленно приближались: балкон опускался, тихонько соскальзывал по малахитовой стене вместе с квартирой. В то утро она так и не достигла поверхности Земли Обетованной; с восходом солнца дивные деревья растаяли без следа. Майка опёрлась локтями о влажные от росы перила, запустила пальцы в секущиеся на кончиках волосы, крепко задумалась – и решила подождать ещё один день. Что ей было терять? Всё и без того было потеряно. На следующее утро балкон повис в трёх метрах над травяным ковром. Его окружали райские кущи, за цветущими древами вздымались невиданные дома и титанический бело-золотой купол строения, принятого Майкой за Храм Соломонов.