Лорел Гамильтон - Пляска смерти

— Нет, — согласился он, тихо засмеявшись. — Но это значит, что у меня не так уж много мнений.

— Но…

— Ты хочешь, чтобы я был более доминантным? — перебил он.

— Да, хотелось бы, чтобы ты высказался.

— Высказываюсь. Бери в рот, а потом будем трахаться.

Я заморгала, уставилась на него на пару секунд. Потом просто пожала плечами:

— О’кей.

Глава двадцатая

Я сделала, что он хотел, и еще много чего. Руками и ртом я снова довела Мику и Натэниела до той гладкой твердости, что была у них до задушевных бесед. А бесед этих с меня на сегодня хватило. Я хотела трогать и чтобы меня трогали. Секс — единственное время, когда я даю себе волю, отпускаю все страхи, тревоги, комплексы — все уносится прочь. Во время секса я сосредоточена на сексе. Единственное для меня время без сомнений и передумываний.

Жан-Клод остался сидеть в ногах кровати, присоединиться к нам не пытался. Я посмотрела на него, на его осторожное лицо. Он ясно обозначил свою позицию: простым зрителем он быть не хочет. А я никогда не пыталась занять троих мужчин одновременно. Обниматься, делиться кровью — да. Но не в сексе.

Я подползла к нему — он выбрал место как можно дальше на кровати. Думал ли он, что я заставлю его только смотреть и трогать его не буду? Сама непроницаемость его лица говорила, что да, он так думал. Мне явилось воспоминание — не видение, а всего лишь воспоминание, просто не мое — то есть исходно не мое. Я увидела Белль в большой кровати, так похожей на вот эту. С нею были еще два вампира. Я смотрела на нее от изножия, где она привязала меня к стойкам. Веревки тянули плечи слишком туго, но она и хотела, чтобы было слишком. Хотела меня наказать. Привязала к той кровати, где учила меня — нас, — какие могут быть желания. Беспомощная, связанная, знающая, что мне не коснуться ее и никто не коснется меня. В отдалении от нее мы не могли противостоять своей тяге к ней, но вот так, ощущая запах ее кожи и пота, мы только и могли хотеть ее. Она была наркотик, и единственный способ спастись — это было никогда не получить нового глотка, нового укола, новой ее дозы.

Я вырвалась частично из воспоминаний, обретя способность думать: это Жан-Клод был привязан к той кровати, а не я. Слишком высокое для меня тело было, слишком мужское. Не я, но воспоминание продолжало жечь и сохраняло на его лице это осторожное выражение.

Я тронула его за лицо ладонью, постаравшись выразить, как огорчает меня, что с ним происходили такие страшные вещи. И что меня там не было, чтобы его выручить. Мы сейчас слишком плотно закрывались собственными щитами, чтобы он мог прочесть мои мысли — наверное, как и я его, — но он видел то, что я хотела показать. И со вздохом, похожим на всхлип, он приник ко мне, поцеловал меня, будто выдохнул сквозь губы, и я целовала его так, будто он был последней каплей воды в умирающем от жажды мире.

На языке я ощутила сладкий металлический вкус крови, и Жан-Клод отдернулся.

— Прости, ma petite…

Я прервала извинение поцелуем, впившись в его рот, и он рухнул в этот поцелуй, держа меня ладонями. Единственное, почему не ответило его тело, — оно не могло, пока он голоден.

Я оторвалась от поцелуя, задыхаясь, ощущая во рту вкус собственной крови. И капелька крови дрожала на нижней губе.

Он снял эту капельку поцелуем, глядя на меня пристально, стоя передо мной на коленях, и лицо его исказила жаркая гримаса удивления и восторга, будто я что-то невероятное сделала. А ничего такого. Я просто решила больше не стоять у себя на дороге, да и ни у кого.

Держа за руку Жан-Клода, я сдвинулась к середине кровати, повлекла его за собой, на коленях, к ногам Мики и Натэниела. Мой опыт нахождения в кровати с более чем одним мужчиной показывает, что есть только два способа при этом себя вести. Вариант первый: мужчины действуют по очереди, совершая полностью независимые акты любви, если не считать, что оба смотрят, как другой занимается со мной сексом. Вариант второй: они оба касаются меня одновременно, вместе ведут предварительную игру или не только. Вариант второй сложнее хореографически и сложнее для участвующих в нем самолюбий. И от меня требует большей сосредоточенности. Просто это уже следующий уровень квалификации для всех и большая доза уверенной в себе мужественности. Теперь, после Огги, я поняла, что есть и вариант третий, но вряд ли кто-то из нас был на него сегодня готов. Я лично — нет. И даже мысли не было задавать Натэниелу или Мике вопрос, будут ли они целовать мужчину. И вообще, когда удобно затевать такой разговор? По-моему, никогда.

Я отпустила руку Жан-Клода, оставив его на коленях, а сама легла между двумя другими.

Мика чуть застонал, когда моя рука легла на него сверху, я повернулась к Натэниелу. Тонкость была в том, что он исходно хотел более грубого обращения, чем другим мужчинам вообще может понравиться.

Я посмотрела на Жан-Клода. Он стоял на коленях там, где я его оставила, на расстоянии прикосновения, но никого из нас не касаясь.

— Я хочу играть с ними и целовать тебя.

Он посмотрел на Мику и Натэниела:

— Никто не возражает? Потому что для позиции, которую просит Анита, я буду вынужден встать очень близко к вам двоим.

Мика сглотнул слюну так, что даже слышно было, и кивнул:

— Меня устраивает.

Натэниел улыбнулся своей улыбкой ленивого кота, которая бывала у него во время секса. Обычно это значило, что он собирается предложить что-то такое, чего я никогда не делала или мы с ним не делали, или же высказать какое-то наблюдение.

— Интересно будет посмотреть, как она сможет сосредоточиться на нас всех троих одновременно. Я оцениваю это в восемь баллов трудности.

Я посмотрела на него, прищурясь:

— Ты хочешь сказать, что до сих пор мы ничего не пытались сделать, требующего искусности больше восьми баллов?

Он пожал плечами:

— Не забывай, я одно время занимался этим профессионально. Десятка на этой шкале — такие вещи, о которых тебе даже лучше не знать, что они возможны физически.

Хотела я было спросить «что, например?», но решила, что он прав. Наверное, лучше мне не знать.

— Попробуем, — сказала я.

Жан-Клод не стал спрашивать второй раз.

Он закрыл глаза, ссутулил плечи, тело его содрогалось надо мной, и я поняла, что он наслаждается этим нахождением на грани между «лучше всего на свете» и «слишком». Наверное, он бы ничего не сказал, он бы позволил мне это делать столько, сколько я бы захотела, но его когда-то обучала куда более суровая госпожа, чем я могу вообще быть.

Я выпустила его, он почти свалился на меня, содрогнувшись в спазме, повалился на бок, и Мика подвинулся, давая ему место. Жан-Клод лег навзничь, выгнув спину, вцепляясь в черные простыни.