Карина Шаинян - Долгий путь на Бимини

– А вы не могли бы подержать ее у себя пару часов? Она тихая, – жалобно добавил Герберт и расцвел в улыбке, увидев, что старик закивал.

Игуану посадили в куриную клетку и унесли на задний двор. Освобожденный Герберт, расплатившись за пиво и добавив за возню с ящерицей, бодро зашагал к развалинам тюрьмы.

Добравшись до вершины, где остатки крепостной стены торчали, как гнилые зубы из стариковской челюсти, Герберт высмотрел кусок кладки понадежнее, забрался на теплые камни и открыл пиво. Отсюда, сверху, Пороховой Холм походил на гигантское птичье яйцо, чудом уцелевшее в пальцах великана. На склонах виднелись грубые вмятины – видимо, грунт там когда-то провалился, но с тех пор ямы занесло землей, смытой с вершины осенними дождями, провалы поросли полынью и кустами шиповника. Теперь только сверху можно было увидеть тенистые впадины, от которых разбегались трещины – трава вдоль разломов росла яркая и густая, и каждый провал казался намалеванным ребенком зеленым солнышком.

Герберт открыл вторую бутылку и принялся пить мелкими глотками, бездумно рассматривая мозаику клоксвилльских крыш. На душе было пусто и светло. Он понимал, что все сделал правильно, хотя и не знал, что именно, – и не хотел знать. Главное сделано. Герберт сам себе казался неважным и едва ли реальным. Ночные кошмары закукливались, втягивались сами в себя, оборачивались толстым одеялом; казалось, голова заполняется легкой белой ватой. Какой-то частью себя Герберт сознавал, что его лицо делается вялым и сонным, и понимал, что это может быть опасным, но ему было уютно в этой оболочке, и солнце пригревало так хорошо…

– Вот он, – послышался за спиной горячий, напряженный шепот. – Точно, он!

Герберт хотел было оглянуться, чтобы посмотреть, кто еще бродит по развалинам, вызывая такой ажиотаж, но ему стало лень. Вместо этого он поднял голову, подставляя нос щекотным солнечным лучам, и довольно зажмурился. Рядом прошуршали быстрые шаги, на лицо упала тень.

– Точно он, – сказал неприятно знакомый голос.

Тень резко дернулась, и не успел Герберт открыть глаза, как под его черепом разорвалась багровая бомба.

Глава 31

Солнце нещадно било в глаза. Герберт пошевелился и застонал от головной боли: казалось, в затылок забивают сваи. Захрустела щебенка под неторопливыми шагами, свет загородила чья-то спина. Герберт сжался в ожидании нового удара и услышал ехидное хихиканье. Всхлипнув, он перевернулся на бок и открыл глаза.

Перед ним стоял низенький сутулый человек с большими руками, которые по-обезьяньи болтались, едва не доставая до земли. Малиновая рожица величиной с кулачок, казалось, состояло из одних морщин; маленькие водянистые глаза блуждали, то и дело останавливаясь на Герберте; в эти моменты физиономия карлика делалась глумливой.

Проморгавшись, Герберт узнал давешнего нищего. Вместо веселенького пластикового плаща тот был одет в ветхое одеяние из бархата; из висящей на поясе кобуры торчала резная пистолетная рукоять, которая доходила карлику чуть ли не до подмышки. Нищий со злорадным любопытством вперился в пришедшего в себя Герберта. Тот приподнялся на локтях и огляделся.

Они находились в обширной яме, оставшейся на месте взорванной тюрьмы. Склоны были засыпаны битым кирпичом и обломками известняка, поросшими вьюнками и повиликой. Кое-где пробивались голубые цветки цикория; объеденные гусеницами кусты с трудом цеплялись корнями за камни. Дно пересекали остатки стен; местами чернели провалы и трещины. В уцелевшей стене напротив все дверные проемы были завалены камнем, но прямо посередине зияла длинная расщелина, в которую вполне мог протиснуться взрослый человек.

Рядом с проломом в тени молодого клена чернели две фигуры, отдаленно напоминающие страшно истощенных, древних мартышек; однако они тоже были одеты и даже вооружены. Хихикающий над Гербертом карлик на их фоне казался воплощением жизни и здоровья. Рассмотрев стражей подробнее и поняв, что больше всего они похожи на древние мумии, зачем-то разодетые в камзолы, Герберт решил, что галлюцинирует.

Сразу стало спокойнее. Без всякого волнения Герберт смотрел, как карлик вытащил свой чудовищный пистолет и навел его расширенное воронкой дуло прямо в лицо. «Где рыба?» – спросил карлик. Его скрипучий голос, казалось, царапал череп. Герберт болезненно улыбнулся и прикрыл глаза. Вспомнилось, что совсем недавно господин Нуссер рассказывал о каком-то знаменитом психиатре, приехавшем в Клоксвилль; надо будет попросить телефончик, вяло подумал Герберт.

Стоило Клаусу проникнуть в мысли, и его сразу стало видно. Аптекарь вылез из той самой расщелины, рядом с которой дежурили мумии. Размахивая руками и забавно переваливаясь, он побежал на карлика. Впрочем, сразу стало не до смеха: щебенка так оглушительно хрустела под ногами Клауса, что Герберт на мгновение потерял сознание от пронзившей череп боли, а когда пришел в себя, понял, что ничего не слышит.

Клаус свирепо тряс карлика за шиворот; губы аптекаря шевелились, видимо, изрыгая проклятия, но в чем дело, Герберт понять не мог. В руке карлика мелькнул кинжал и полетел на камни, выбитый тяжелой лапой озверевшего вконец Клауса. Нищий, подпрыгнув, схватил аптекаря за грудки; под разорванным воротником Клауса мелькнуло что-то блестящее, и Герберт заметил на груди Клауса большой, очень тяжелый с виду медальон. Карлик тоже увидел его. Физиономию перекосило от удивления; карлик ухватился за странное украшение и начал изо всех сил тянуть к себе. Клаус отпихивался. Его шея побагровела, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

Внезапно цепочка лопнула, и они разлетелись в разные стороны. Клаус с размаху уселся на землю. Карлик тоже упал, но быстро вскочил и зашипел, хватаясь за разбитый локоть; в костлявой руке он крепко сжимал медальон. Аптекарь заворочался, и под его весом заскрипел битый камень – в галлюцинацию вернулся звук. Герберт напрягся, ожидая боли, но, видимо, он уже перешел какой-то предел – ничего страшного не случилось, лишь слегка саднило в затылке.

– Вы не имеете права! Это портрет моей жены! – запальчиво крикнул Клаус.

– Это портрет Беглой Реме, причем моей работы! – завизжал карлик. – Я сделал его для капитана Брида, а не для вас!

Герберт хотел попросить, чтобы они не кричали, но смог только хрипло замычать.

– Реме, – простонал Клаус.

– Реме, – эхом откликнулся карлик. Его физиономия неожиданно застыла, как будто нищего потрясла какая-то мысль; подкинув медальон на ладони, карлик усмехнулся так зловеще, что, будь он реален, Герберт бы до смерти испугался. – Ну конечно, Реме! – сказал карлик и кособоко поклонился изумленному аптекарю. – Благодарю, господин Нуссер! – проскрипел он, и в голосе снова послышались издевательские нотки. – А теперь вынужден вас покинуть, у меня срочное дельце.