Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас
Джейк и его бабка выбежали из дома почти одновременно. Они вошли в сарай. На полу они увидели кровь и ружье, которое было слегка погнуто, словно какой-то гигант пытался его сломать. Но деда они нашли не сразу. Наконец они вызвали полицию, и двое копов приехали, чтобы помочь им в поисках. Приблизительно через полчаса одному из копов пришла в голову блестящая мысль посветить наверх. Вот тогда-то они и нашли деда. На него напал кто-то или что-то, а потом этот кто-то или что-то затащил его наверх на балку под самой крышей сарая. Пришлось вызывать пожарных с высокими лестницами, чтобы спустить тело сверху.
Как рассказывал Джейк, тело его деда было жестоко изуродовано. Кто-то проделал дыру в левой его части. Он сказал, что в дыре были видны ребра и легкие. А еще был большой разрыв между шеей и плечом, и это навело полицию на мысль о каком-то разгуливающем по лесу сумасшедшем убийце с мачете. Но вот что удивительно: они так и не нашли ни орудия убийства, ни кого-нибудь, на кого это убийство можно было бы повесить. Джейк носил у себя в бумажнике статью об этом деле, выпущенную одной местной газетой. Статья была короткая и туманная, но там говорилось, что «неизвестный убийца-садист напал на человека». Это такая брехня для людей с серьезно задолбанными мозгами, ты меня понимаешь. Я знаю, там именно так и было написано, потому что Джейк мне эту статью постоянно показывал. Ну, по крайней мере когда мы вместе выпивали.
Брайан начал говорить ни с того ни с сего и вывалил на меня эту историю. А потом так же резко замолчал. Я понятия не имел, что он пытается до меня донести.
– Ты мне это зачем рассказываешь, Би?
– Я… не знаю, Марио. Наверное, я пытаюсь сказать, что я это принимаю, что согласен – всякая странная срань иногда происходит, понял? Но сегодня было… много чего. Может, слишком много. Я верю Джейку. Я думаю, там что-то странное обитало в лесу, оно и убило деда. Может, это был какой-нибудь безобразный маньяк или инопланетянин. Я бы предпочел версию «инопланетянин», судя по описанию. Как бы там ни было, я согласен с тем, что мы живем в хитрожопом мире. И все же… то, что мы видели сегодня… вызывает у меня беспокойство относительно завтра. Что-то странное случилось со мной, когда Васкес положил эту срань мне на лоб. У меня начались видения. На несколько минут появилось такое чувство, будто я падаю на спину, но все оно прошло за считаные секунды. И что мы собираемся делать с этим гребаным покойником в контейнере? Не знаю я, чувак. Для меня это все какая-то жуть запредельная, но давать заднюю уже слишком поздно. Да и деньги нужны. Я хочу сделать то, что нам предстоит сделать завтра вечером, и уносить из Эль-Пасо ноги как можно скорее. – Брайан уставился на пятно в полу близ кухни, потом оторвал взгляд от пятна и посмотрел на меня. Он боялся. Боялся и я.
* * *
Как бы то ни было, но я не хотел, чтобы он знал. Страх нередко понимается как слабость. Время для демонстрации слабости было неподходящее. Я задумался над тем, что сказал Хуанка.
Если Брайан планировал меня убить, я не хотел, чтобы он думал, что это не составит ему труда. Я хотел сделать что-нибудь такое, чтобы свести разговор к минимуму. Насколько мне то было известно, человек, сидевший рядом со мной, человек, который ночью будет делить со мной раздвижной диван, вероятно, собирается пустить мне пулю в лоб, будто я грязь под ногами. Но в то же время он рассказывает мне историю о некоем существе, которое убило старика в сарае, рассказывает потому, что ищет… утешения? Я понятия не имел, чего он ищет.
Я разблокировал телефон. Никаких эсэмэсок, напоминающих мне о долгах, никаких новых электронных писем. Никаких новых оповещений в «Фейсбуке».
Хуанка вышел из своей комнаты с одеждой в руках и исчез в ванной. Я открыл «Гугл» и в нем новую закладку. У меня уже было сделано около двадцати. Часть – новые сайты. Другие – всякие случайные, которые я вызвал или искал из любопытства на протяжении нескольких последних месяцев. Я начал их удалять. Хоть какое-то занятие. Следующая закладка появлялась на экране, как только я убивал предыдущую. Я определенно в какой-то момент искал уличную стоимость метамфетамина. Я об этом не помнил. Убил эту закладку и следующую – о словоупотреблении. Я убил эту, появилась другая. На другой было много текста. Наверху название из прошлого, слова из того времени, когда я отчаянно пытался понять то, что не понимал никто другой: «Рост заболеваний острым лимфобластным лейкозом среди латиноамериканских детей: тенденции частоты случаев в период с 1992 по 2011-й». Всю статью я определенно не прочел. Это было еще одним из незаконченных дел того времени, еще одним начатым и брошенным поиском. Я не хотел читать эту статью сейчас, но настроения тех моих дней, когда я отчаянно искал ответов, решений, мигом вернулись ко мне. Я вспомнил, что не понимал большую часть того, что читал, и испытывал разочарование оттого, что ни у кого нет для меня ясных ответов, тогда как я прошу всего лишь о крохе надежды.
Я уставился на слова на экране. Столько знания, столько исследований, а никто не смог спасти моего ангелочка. Она была «очаровательный кейс». Смерть сделала ее особенной. Я не хотел, чтобы она становилась особенной. Я хотел, чтобы она была как все дети, которые уходили в ремиссию. Уж пусть бы лучше она была как все, а не загадкой, которая ставила в недоумение врачей и заставляла их стоять перед нами, выглядя потерянными и подыскивая слова, которые ничего не значили и не делали для Аниты.
Я вспомнил, что после прочтения каждой из статей я чувствовал себя идиотом. Я не знал значения некоторых слов. Я смотрел на экран, а часть слов пялилась на меня.
«Гистологический» – что эта за херня такая? А «атопические условия»? Невежество опасно, но на получение знания требуются время и усилия, а этого нередко у многих из нас нет. Каждый час, что я тратил на какую-нибудь неквалифицированную работу, я мог бы потратить на изучение медицины. Будь я онкологом или исследователем, может быть, мне удалось бы спасти Аниту. А может быть, и
