Эрика Свайлер - Книга домыслов

– Это не просто пол! Плохо дело, паршиво.

По углам его рта образовались бульдожьи складки. Он обошел комнату, постукивая по стенам и прислушиваясь. Осторожно обойдя пролом в полу, Фрэнк остановился у стола, взглянул на журнал, небрежно полистал его и принялся перебирать сваленные в кучу бумаги.

– Прошу быть осторожнее, – сказал я. – Документы очень старые и хрупкие.

– Хрупкие! – гаркнул он. – Полу конец, Саймон! Капец! Почему ты ничего не делал? Почему ты не попросил помочь тебе?

– Я просил.

– Мне надо кое-что привезти, – нервно взмахнув рукой, проворчал Фрэнк. – Скоро вернусь. Ни к чему не прикасайся. Ради Христа! Никуда не лезь.

За ним захлопнулась дверь. Осыпалась штукатурка, повиснув в воздухе облачком пыли. Медленно возвращаться к столу, стараясь сохранить равновесие, было совсем непросто. Когда я все же добрался до стула, у меня возникло ощущение, что мне еще долго придется на нем сидеть. Лицо немилосердно чесалось. Я помассировал его. Сказывалось недосыпание.

Последующие полтора часа я лазил по генеалогическим веб-сайтам. Наконец имя всплыло в записях брачных церемоний, проводимых в одной из церквей Филадельфии. В колонке имен одно было выделено желтым цветом. Я едва не вскрикнул, увидев его. Рыжкова. Катерина Рыжкова вышла замуж за Бенно Коенига. Дочь мадам Рыжковой и Коениг из журнала. Если я что-либо и узнал во время моих изысканий, так это то, что мои родители были исключением: циркачи обычно выбирают себе пару из людей своей профессии. Я слышал, как Фрэнк загружает и разгружает свой ржавый грузовичок без бортов. Вскоре он отъехал от моего дома, дав мне возможность работать в тишине. Узнав о женитьбе Катерины и Бенно, я принялся искать их детей. И здесь мне повезло. Спустя два года у них родилась дочь Грета. Последняя запись о Грете Коениг относилась к 1824 году. Дальнейших сведений о ней не было. Род Коенигов, похоже, прекратил свое существование. Я отослал по электронной почте запрос Раине, библиографу-консультанту из Шорхема, на поиск записи о браке или смерти Греты Коениг. Раина прекрасно разбиралась в генеалогии. Ее семья считалась одной из самых старых в восточных штатах. Внезапно меня осенило, и я попросил ее поискать также Грету Рыжкову. Циркачи легко меняют фамилии. Если Рыжкова имела больший успех, чем Коениг, Грета вполне могла взять фамилию своей бабушки.

Я вернулся к журналу. Если в том, что портреты принадлежали прорицательнице Рыжковой, сомнений не возникало, о покупке занавеса в журнале ничего не говорилось. Рисунки занавеса и упоминания о нем появлялись только на тех страницах, где речь шла о мальчике-дикаре. Ничто в журнале не проливало свет на то, как занавес мог попасть к Фрэнку, не говоря уже о том, что привело сам журнал в столь плачевное состояние. Я кое-что упустил, отчасти по вине Энолы. Все эти карты… «Принципы прорицания» могут освежить мою память. Я должен вспомнить, что же сестра порвала. Вот только рисунки в «Принципах прорицания» другие – смягченные, что ли, менее грозные. Они напоминают витражное стекло, тогда как порванные сестрой рисунки – это разбитое вдребезги зеркало.

Вернулся Фрэнк. Его машина, громыхая и скрежеща, заехала на гравийную подъездную дорожку. Прежде чем я дохромал до него, он уже сгрузил пильные ко́злы на прибрежную траву, которой заросла лужайка перед моим домом. Подойдя ближе, я услышал череду ругательств. При виде меня Фрэнк тотчас умолк. Видно, стаскивать с машины козлы было совсем не просто.

– Я залатаю пролом, так что никакой опасности не будет.

– Спасибо, – сказал я. – Это может показаться несколько странным… У вас были в семье русские? Картины в вашем…

– Перестань. Вот прямо сейчас возьми и перестань, – хватая лист фанеры, сказал Фрэнк. – Ты ведешь себя как пес с костью. Я ничего об этом не знаю. Просто эти вещи были в нашей семье.

Я предложил свою помощь. Фрэнк скептически взглянул на мою лодыжку. Я похромал обратно в дом, а сосед остался снаружи. Я рад был этому обстоятельству. Фрэнк лягнул козлы и вновь выругался. Потом он принялся ходить вокруг машины, берясь за какие-то инструменты, а затем кладя их обратно. Остановившись, он еще раз окинул взглядом дом, оценивая, насколько он скособочился. Невольно я находил в нем черты и повадки Алисы. Она вот так же задирает голову, когда силится рассмотреть что-нибудь вверху на стеллажах. Если я не возьму деньги, то имею шанс сохранить отношения с Алисой, но тогда я потеряю дом, мамин смех в древесных плитах, единственное место в мире, где я могу представить себе отца. Куда я уеду? К Алисе? Или в Саванну, к величественным домам и рекам с заросшими берегами?

Фрэнк опустился на колени, едва не прижимаясь лицом к траве. Он явно заинтересовался фундаментом. И без уровня было видно, что происходит. Ни одна дверь не висела на своих петлях прямо. Ни одно окно не открывалось. Все столы ходили ходуном. Если ничего не предпринимать, дом скоро развалится. Он прогнил до самого основания.

Мне следует пуститься странствовать с Энолой, с этим ее карнавалом. Мне надо за ней присматривать. Прошлой ночью она и Дойл вернулись ближе к рассвету. Я слышал, как он шептал хриплым голосом, отчего получалось только громче: «С ним все в порядке, Маленькая Птичка. Просто у него выдался трудный день. Пусть выспится. Хорошо?» Прежде чем я окончательно проснулся, они уехали. Энола оставила мне записку, в которой просила приехать на шоу. Том Роуз хочет со мной поговорить.

Фрэнк вошел в дом с таким видом, словно это была его собственность. Он оперся руками о косяк двери там, где остались следы от прикосновений рук отца. Во всем этом было что-то очень неправильное.

– Как ты довел дом до такого состояния? – гаркнул он.

– Он давно в таком состоянии. Отец ничего не ремонтировал в доме.

Он ухватился за свои волосы на затылке и дернул их, высвобождая из-под рыбацкой шляпы.

– Я думал, что ты хоть как-то поддерживаешь дом, но тут… Вся основа дома, весь чертов фундамент… Ты ничего не делал!

Далее Фрэнк принялся распространяться насчет стропил, фундамента и подмывания берега. Цвет его лица изменялся, пока оно не стало похоже на спелую сливу.

– Я звонил в город. Они пришлют инспектора.

Меня будто по темечку слегка стукнуло.

– Что? Вы разобрались, что случилось?

– Кажется да, – кивнув, сказал Фрэнк.

Дом объявят непригодным для жизни и меня принудительно выселят.

– Почему вы так со мной поступили?

– У тебя нет денег. Ты займешь у меня нужную сумму, но мешкать нельзя, иначе ты потеряешь дом. Я понятия не имею, сколько осталось до непоправимого. Каждый день промедления только усугубляет ситуацию. Город наложит на дом арест и вынесет решение о принудительном капитальном ремонте. Тебе придется уехать отсюда, а после этого Пелевский сразу же начнет работать. – Фрэнк оглядел комнату, едва заметную невооруженным глазом выпуклость стен, просевшие половицы. – Здесь опасно. Здесь тебе не место.