Артур Дойл - Маракотова бездна. Страна туманов (сборник)

Последние слова он выкрикнул, как безумный. Это был величайший момент в жизни доктора. Сегодня сбывались его многолетние мечты. На мгновение меня пронзила мысль о том, что мы находимся во власти хитрого маньяка, владеющего даром убеждения. Билл Сканлэн, видимо, подумал о том же. Он взглянул на меня с грустной улыбкой и неуверенно почесал лоб. Но после этой дикой вспышки Маракот немедленно пришел в себя. На самом деле достаточно было взглянуть на порядок вокруг нас, увидеть, с какой тщательностью продуманы мельчайшие детали, чтобы понять: опасения о душевном здоровье профессора не имеют под собой оснований.

Сейчас наше внимание было приковано к удивительным впечатлениям, которые сменяли друг друга каждую секунду. Стальная клетка медленно опускалась в неизведанные глубины океана. Светло-зеленая вода превратилась в темно-оливковую. Затем цвет стал гуще, окрасился в синий. Густой синий уступил место еще более темному, почти фиолетовому. Мы опускались все ниже и ниже: сто футов, двести футов, триста… Клапаны работали идеально. Наше дыхание оставалось свободным и естественным, как на палубе судна. Стрелка глубиномера медленно двигалась по светящемуся циферблату: четыреста футов, пятьсот, шестьсот…

– Как ваши дела? – заревел взволнованный голос в трубке.

– Лучше не бывает! – закричал Маракот в ответ. Становилось все темней. Неожиданно серые проблески сменились полной темнотой. – Стоп машина! – скомандовал наш предводитель. Лебедка остановилась. Мы повисли на глубине семи сотен футов от поверхности океана. Я услышал, как щелкнул выключатель. В следующее мгновение нас залили потоки яркого золотого света. Лучи проникали наружу сквозь иллюминаторы, освещая пространство вокруг аппарата. Мы прильнули к толстым стеклам, каждый у своей стены. Перед нами открывалось зрелище, которое еще не было доступно ни одному человеку.

До сего времени эти глубины были известны лишь благодаря некоторым видам рыб, слишком медлительных, чтобы увернуться от громоздкого трала, или слишком глупых, чтобы избежать сети. Сейчас мы видели удивительный подводный мир таким, каким он был на самом деле. Если целью творения являлся человек, то почему океанские глубины населены гуще, чем земля? Широкие морские просторы, расстилавшиеся перед нами, по оживленности не уступали Бродвею субботним вечером или Ломбард-стрит{23} в рабочий день после полудня. Мы миновали верхние слои, где рыбы либо бесцветны, либо обладают обычной морской окраской: ультрамарин сверху, серебро снизу. На глубине нас окружали создания всевозможных немыслимых форм и расцветок, все, чем только может удивить море. Деликатные лептоцефалии{24} проносились сквозь коридор света, как ленточки из серебра. Змееобразная мурена лениво изгибала длинный хвост. Черный морской еж, у которого только и есть, что острые колючки да широкий рот, глупо глазел на нас. Время от времени к иллюминатору подплывала каракатица и пялилась на нас по-человечески злобными глазками. Иногда в поле зрения попадался явный представитель морских глубин, мелькала цистома или глаукус{25}, оживляя картину, подобно цветку. Огромная золотистая макрель свирепо билась головой в иллюминатор, пока за ее спиной не появилась темная тень акулы. Невезучая макрель исчезла в зубастой пасти.

Доктор Маракот, как зачарованный, сидел с записной книжкой на коленях, заносил в нее свои наблюдения и что-то бормотал.

– Что это? Что это? – слышал я. – Не может быть, «chimoera mirabilis»[1] Майкла Сарса. О Господи, лепидионг, и насколько я могу судить, новый вид. Обратите внимание на этого макруруса, мистер Хедли, его окраска отличается от окраски тех его собратьев, которые попадаются нам в сеть.

Лишь однажды профессор был застигнут врасплох: сверху с огромной скоростью мимо иллюминатора промелькнул длинный овальный предмет, оставив позади вибрирующий хвост, который растянулся вертикально вверх и вниз. Признаюсь, что в тот момент я был озадачен не меньше доктора. Загадку разгадал Билл Сканлэн.

– Сдается мне, что это олух Джон Свинни решил забросить рядом с нами лот, чтобы напомнить о себе.

– Верно! – захихикал Маракот. – Новый вид глубоководной фауны, мистер Хедли, с проволочным хвостом и свинцовым носом. Безусловно, необходимо постоянно замерять глубину, чтобы держать камеру непосредственно над подводной возвышенностью. Все в порядке, капитан! – закричал профессор. – Продолжайте спуск!

Мы продолжили погружение. Маракот выключил электричество. Нас снова окутала непроглядная тьма, светился только фосфоресцирующий циферблат глубиномера, стрелки которого отмечали последовательное падение. Лишь легкое покачивание указывало на то, что мы движемся. Беспокойное движение стрелки свидетельствовало о том, в каком ужасающем, в каком непостижимом положении мы находимся. Теперь, на глубине тысячи футов, воздух в кабинке становился спертым. Сканлэн смазал кран вытяжной трубки, и дышать стало легче.

Когда стрелка показала тысячу пятьсот футов, мы остановились и вновь зажгли свет. Перед иллюминаторами промелькнула большая темная масса. Мы не успели определить, что это: меч-рыба, или глубоководная акула, или же какое-либо иное чудовище неизвестной породы. Доктор поспешно выключил освещение.

– В этом заключается главная опасность, – сказал Маракот. – На глубине водятся такие существа, которым так же легко раздавить нашу камеру из закаленной стали, как бегущему носорогу – пчелиный улей, оказавшийся у него на пути.

– Вы имеете в виду китов? – спросил Сканлэн.

– Киты могут опускаться на большую глубину, – ответил ученый. – Говорят, что однажды гренландский кит утянул перпендикулярно вниз почти милю каната. Но кит ныряет так глубоко, лишь когда ранен или сильно напуган. Это мог быть гигантский кальмар. Кальмары встречаются на любой глубине.

– Думаю, что кальмар слишком мягок, чтобы представлять угрозу. Вот будет смеху в «Мерибанке», когда выяснится, что кальмар пробил отверстие в никелированной стали.

– Тело у кальмара, может быть, и мягкое, – ответил профессор, – но клюв способен пробить металлический брусок насквозь. Один удар этого клюва с легкостью проделает отверстие в трехдюймовом стекле иллюминатора, словно оно сделано из пергамента.

– Веселенькое дельце! – воскликнул Билл.

Наконец движение прекратилось. Толчок оказался таким слабым, что мы узнали об остановке, лишь после того как включили свет и увидели, что стальной трос кольцами обвивает камеру. Трос представлял опасность для воздушных трубок, так как мог их запутать. Приказ Маракота заставил команду немедленно подтянуть обвисший конец. Стрелки глубиномера показывали тысячу восемьсот футов. Мы неподвижно лежали на вершине вулканического гребня на самом дне Атлантического океана.