Инкубы - Эдвард Ли

"Да, настоящий мачо, - подумал он. - Просто большая плачущая "киска"."

Она была единственной девушкой, которую он когда-либо любил.

Сначала они дружили почти год. Это было почти формальностью; они встречались в баре "Подземелье" несколько раз в неделю, выпивали, баловались, шутили, обсуждали свои проблемы и тому подобное. Джеку нужно было выговориться - это было сразу после дела Лонгфорда, - а Вероника всегда была рядом, чтобы выслушать. Он сомневался, что когда-нибудь справился бы с этим без нее. Но и слушать ее ему тоже нравилось. Ему нравилось слушать о радостях и печалях в ее жизни, о трудностях и победах, о взлетах и падениях. Ее искусство изолировало ее; по ее словам, она никогда не была влюблена. Она даже рассказывала о своей скудной сексуальной жизни, что заставляло его втайне ревновать.

- Никто меня не понимает, - столько раз повторяла она, и лицо ее было бледным от смущения.

"Я понимаю тебя", - столько раз думал он.

На самом деле они оба были неудачниками. Это их связывало. Джек, длинноволосый полицейский-затворник из отдела по расследованию убийств, и Вероника, одинокая художница. Их дружба была идеальной в своей взаимности, но по прошествии стольких месяцев Джек понял, что это больше, чем дружба. Он понял, что любит ее.

Вот тогда-то недели и начали проходить в медленном мазохизме. Его любовь продолжала расти, но вместе с ней росла и уверенность в том, что он никогда не сможет сказать ей об этом. Если он скажет ей, то может потерять все.

- Стьюи всегда говорит, что мы с тобой должны быть любовниками, - часто шутила она.

Джек не смеялся. Во-первых, он терпеть не мог Стьюи (глупый, заносчивый засранец, наряженный в одежду феи, - как он его однажды назвал), а во-вторых, он согласился. Теперь она рассказывала о своей неудачной личной жизни.

- Парни считают меня странной, - жаловалась она. - Они никогда мне не перезванивают.

Что он мог сказать?

- Должно быть, со мной что-то не так, - говорила она. - Может быть, я непривлекательна. Я привлекательна?

Джек заверил ее, что она привлекательна. Но как он мог сказать ей правду, что она не вписывается в обычный мир по тем же причинам, что и он? Каждый вечер она рассказывала о своих последних неудачных поисках любви, и с каждым вечером Джек все больше сникал за своим коктейлем.

И как раз в тот момент, когда он подумал, что его смятение разорвет его на части, этот момент взорвался. Он помнил это очень отчетливо. Она сидела в баре, как обычно, рядом с ним, и вдруг ни с того ни с сего спросила:

- Знаешь что? Все это время я что-то искала, а это все время было рядом со мной.

- Что? - спросил Джек.

- Я люблю тебя, - сказала она.

Джек чуть не свалился со своего барного стула.

Это было чудесное начало.

* * *

"А теперь это ужасный конец", - подумал он.

Отчаяние охватило его, когда он вел машину без опознавательных знаков по Дьюк-оф-Глостер-стрит. За свою жизнь он встречался со многими женщинами, но ни одна из них не была чем-то особенным. Только с ней. Только с Вероникой. Ее странная уникальность, ее спонтанная страсть, ее любовь. Теперь все это ушло. Был ли это он во всем виноват? Давил ли он на нее? Не слишком ли он торопился? Крейг часто говорил, что он не дает ей достаточно места, чтобы заниматься своей живописью.

- Она художница. Художники - чокнутые люди.

Бармены знают людей лучше, чем кто-либо другой. Джек пожалел, что не прислушался к нему повнимательнее.

А теперь еще этот "отдых".

"Что, черт возьми, это было? Какой-то сногсшибательный рэп-сейшн в стиле хиппи. Давай выпьем вина и поболтаем об искусстве. Ради бога, уединение. Она даже не сказала, где это находится. А теперь этот парень, этот... Как, она сказала, его зовут? Хоронос".

Еще одна философия бармена. Давным-давно Крейг сказал ему:

- Как бы сильно ты ни любил девушку, и как бы сильно она ни любила тебя, всегда найдется какой-нибудь другой парень.

"Хоронос", - подумал Джек.

Его внимание привлекли пульсирующие огни вдали. Красные и синие.

- Не думай больше об этом, - уговаривал он себя. - Просто... не... думай об этом.

Небоскребы возвышались, словно надгробия. На центральной парковке нос к носу стояли две патрульные машины. Один полицейский курил, глядя в сторону. Другой стоял на одном колене, подперев лоб рукой. Красный огонек на машине скорой помощи пульсировал, как сердцебиение.

- Вытащи свою гребаную задницу и положи ее в карман, - сказал Джек. - Это место преступления. И заправь рубашку.

- Да, сэр, - ответил полицейский.

Его взгляд был бесстрастным.

- Улики есть?

- Наверху и на заднем дворе. Мы все еще ждем результатов судмедэкспертизы.

Джек указал на полицейского, стоящего на одном колене.

- В чем его проблема?

- Посмотрите сами. Пятый этаж. Лейтенант Элиот там.

- Если появятся журналисты, скажи им, что это домашнее насилие. И приведи себя в порядок. Мы копы, а не мусорщики.

- Да, сэр.

Джек направился к высотке. Он был из тех, с кем можно поговорить о внешности: длинные волосы, одежда старьевщика, небритость. Полицейские терпеть не могли начальства. Обычно нужно было быть придурком, чтобы добиться от них чего-нибудь. Но эти двое выглядели так, словно только что увидели привидение.

"Может быть, так оно и есть", - подумал Джек.

Он вышел из лифта на пятом этаже и направился по коридору.

Его сразу же коснулся знакомый запах. Слабый. Приторный.

Свежая кровь.

Рэнди Элиот оторвался от стены. Он всегда носил хорошую одежду, как телевизионный детектив. Но сегодня ночью его лицо не соответствовало прекрасному костюму, сшитому на заказ. Лицо Рэнди Элиота выглядело разбитым.

- Ты никогда не видел ничего подобного, - вот и все, что он сказал.

- Кто сообщил об этом? - поинтересовался Джек.

- Старик из соседнего крыла. Сказал, что услышал скулеж и какой-то шум. Управляющий открыл нам дверь.

Джек осмотрел дверной косяк. Предохранительная цепочка была сломана.

- Все верно, - подтвердил Рэнди. - Заперто изнутри. Мы взломали ее, чтобы попасть внутрь. Преступник вылез через балкон.

Джек посмотрел на цепь, затем на Рэнди.

- Но мы на пятом этаже.

- Преступник, должно быть, спустился по веревке. Он ушел через стеклянную дверь,