Река – костяные берега - Полина Луговцова
— Да ладно, Гриш, хватит обиняков! — перебил он приятеля и обратился к Звонарю: — Колокол-то твой медный, кажись, а?
— Даже не думайте! — глухо прорычал Звонарь, замотав головой и отступая. — Не доводите до греха!
Четверо двинулись на него — медленно, но уверенно, глядя исподлобья. Казалось, они готовы были вот-вот зарычать, как голодные волки, нацелившиеся на добычу. От таких жди беды. Звонарь инстинктивно поднял воротник, прикрывая горло.
— Дядь Юр, ты же сам знаешь, что жрать в селе нечего, а до следующего урожая — как до морковкина заговенья… — На этот раз подал голос человек в женской вязаной шапке с огромным меховым помпоном. Вряд ли он купил эту вещь в магазине — наверняка где-то случайно раздобыл, и было в этом что-то такое, что казалось Звонарю отвратительным, почти непристойным.
— А медь, выходит, дорогая, — поддержал его главарь в красной футболке. — Знаешь, сколько за кило дают? Триста рэ! Колокол, поди, пару центнеров весит, а? Мы уже и подсчитать успели: это аж шиссят тыщ, а может, и больше! Деньжищи какие! Ты подумай, мы ж с тобой поделимся.
Звонарь молчал, боясь открыть рот, будто разрастающийся внутри огненный клубок гнева мог при этом вырваться наружу и превратить наглецов в кучку пепла. А те, по всей видимости, истолковали его молчание по-своему, решив, что он впечатлен озвученной суммой, и загалдели наперебой с пылом солдат, штурмующих крепость, готовую пасть:
— Серьезно, дядь Юр, деньги-то хорошие!
— Хоть толк какой-то будет!
— Проживем мы без твоего тили-тили-бом!
— Конечно! Кому этот трезвон нужен? Этим сыт не будешь!
И вдруг замолчали, так же внезапно, как и начали. Наверное, по изменившемуся выражению лица Звонаря они догадались, что он не в восторге от их предложения.
Звонарь не стал отвечать им — не смог. Повернулся спиной и двинулся прочь, чувствуя затылком их злобные взгляды. До его слуха донеслись недовольные голоса несостоявшихся дельцов:
— Говорил я тебе, что все это без толку!
— Ладно, глядишь, обмозгует все да сам придет.
— И не мечтай! Ты его рожу-то видел?
— Я слыхал, что «камазы» еще дня два простоят и уедут.
— Потом-то не скоро еще…
Поток нецензурной брани, раздавшийся где-то в конце улицы, перекрыл голоса за спиной. Звонарь вскинул голову и понял, что крик доносится со стороны дома Щукиных. «Что-то никак хозяин сегодня не угомонится», — подумал он, ускорив шаг. Добравшись до места, свернул к калитке — та оказалась не заперта. Во дворе стояли знакомые мужики, которые недавно увели Щукина-старшего от Двузубовой. Похоже, они успели закрыть дебошира в его собственном сарае рядом с домом, судя по гневным крикам, доносившимся оттуда и сотрясавшейся под ударами двери.
— Откройте, мать вашу, сказал! Откройте, гады, а не то хуже будет!
— Надо было ему кляп соорудить! — заявила появившаяся на пороге жена Щукина, но, заметив Звонаря, смутилась и пояснила извиняющимся тоном: — Дети боятся. Вот ведь озверел совсем! Как будто околдовали!
— О, слыхали?! — выкрикнул Щукин из-за двери сарая. — Издевается! Сама колдовка, а овечку из себя строит! Эй, ты, жена! Отпирай, давай! Не бойся, не трону, мараться не хочу! Уйду отсюда к черту! Достали все! Доста-али-и! — Наверное, он бы еще долго пинал дверь, истерил и сыпал угрозами, если бы не прозвучал голос Звонаря, гулкий и мощный, как уханье филина в ночном лесу:
— Куда это ты собрался, сосед?
Ответил Щукин уже совсем другим тоном — хотя и недовольным, но уже без надрыва и визга:
— Куда-куда… За Кудыкину гору!
— А детей твоих кто кормить будет? — строго спросил Звонарь, подходя ближе к сараю, на двери которого еще покачивался после встряски огромный навесной замок.
— Денег заработаю и почтой пришлю, — буркнул дебошир неуверенно.
— Ладно, — согласился Звонарь, и в тот же миг жена Щукина испуганно ахнула и звонко всплеснула руками, испугавшись, что буйный муж вот-вот окажется на свободе, но Звонарь успокаивающе подмигнул ей и продолжил, обращаясь к притихшему за дверью узнику: — Сегодня переночуешь, а завтра пойдешь. Великие перемены надо с восходом начинать, а сегодня уже полдень почти.
— Что, выпустишь, что ли? — искренне удивился Щукин.
— Выпущу. Вот прям с рассветом и выпущу, — ответил Звонарь с явной ехидцей.
— Охренели совсем! — Судя по интонации, сосед все же решил смириться со своей участью. Дверь внезапно сотряслась от удара, лязгнули в петлях дужки подскочившего от встряски замка, а потом за стенами сарая захрустело сено — похоже, глава семейства Щукиных, выместив на двери остатки зла, устроился на сеновале, сообразив, что протесты сейчас не помогут.
Звонарь с облегчением вздохнул и отошел к топтавшимся у крыльца мужикам.
— Спасибо, что помогли. За ночь остынет, думаю. Может, утром еще придете? Вместе отопрем, а то вдруг он снова буянить вздумает.
Те согласно кивнули и, попрощавшись, вышли из калитки на улицу.
Нина все еще стояла на крыльце, бледная и растрепанная, с виноватым видом.
— Прости моего дурака, — тихо сказала она, опасливо глянув в сторону сарая. — Не пойму, что на него нашло.
— А про березовый прут и заговор — это правда? — спросил Звонарь, понизив голос так, чтобы Щукин-старший не услышал вопроса.
— Так ведь… — Женщина хотела что-то сказать в свое оправдание, но запнулась и молча кивнула.
— Зря ты, Нина. Не надо было. Не знаешь разве — если нечистая сила что и дает, так только беду и горе?
— Почему же сразу «нечистая сила»? В заговоре ничего о ней не сказано.
— Кого обмануть-то хочешь? — Звонарь усмехнулся, и соседка съежилась под его укоризненным взглядом, но потом упрямо возразила:
— Когда дети голодают, кого угодно о помощи попросишь.
— Так уж и голодают! Все ведь живы-здоровы. А вот колдовством своим ты болезнь на них навлечь можешь. Заговоры эти бабыдусины — не к добру! Всем это говорил, и тебе тоже.
— А я не верю в то, что она ведьма! — шепотом, но с вызовом ответила Нина, отступая к двери. — Мало ли что в селе болтают! Болтают, болтают, а все равно к ней за помощью идут! Она всем помогает, никому зла не делает!
— Я тебе, Нина, так скажу: не ведьмы в бедах виноваты, а люди, которые к ним с просьбами обращаются. Кланяются силе темной, не замечая, как тьма окружает их со всех сторон. Когда опомнятся, глядь — а отступать уж некуда. Кругом топь.
Звонарю показалось, что в глазах Нины мелькнуло понимание, она вдруг перевела взгляд куда-то вдаль, будто хотела увидеть ту самую топь, подобравшуюся к селу, к домам, притаившуюся в зарослях камыша в ожидании неосторожного
