Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)

Мама стояла замерев от ужаса, но Эхо не кричала от страха, как предполагал Верн. Она тоже замерла, только от удивления. Эти непостижимо огромные плоскости, углы и расхождения, которые одновременно складывались внутрь и наружу в медленные образования и преобразования, производили на разум аутиста такое же гипнотическое очарование, какое производил мерцающий свет, ветвь, дрожащая на ветру, или танцующая снежинка. Это очарование могло отличаться, но оно было таким же, как то, в которое сестра Верна впадала от более знакомых ей явлений.

Поняв, что Эхо не потеряла голову от ужаса, что она не била себя по лицу кулаками, как в последний раз, когда ей было очень страшно, Верн немного пришел в себя. Даже видя перед собой спокойную сестру, ему было чертовски сложно сдерживать чувства и мыслить логически.

Он медленно подошел туда, где стояла мама, опустился на колени и взял из рюкзака флягу, которую она бросила в траву. Схватил ее обеими руками и, стараясь смотреть только вниз, не поднимать глаза на эту мучительную панораму, поплелся в небольшую болотистую местность, огороженную рядами полевых цветов.

Примерно через минуту он вышел к небольшому маслянистому ручейку, который сочился между глыбами торфа с болотной травой. Верн наклонился, наполнил флягу водой и попробовал ее на вкус. Она пахла мускусом и была грязной, но зато была неядовитой. Верн попил немного, прежде чем отнести фляжку остальным. Куинни выскочила из травы и побежала рядом с ним. Картина мира, превратившегося в руины, беспокоила ее не больше, чем Эхо.

Верн напоил сестру, и та взглянула на него своими ярко-серыми глазами, полными благодарности. Маме, кажется, было тяжело пить – она прополоскала рот, а затем сделала несколько маленьких глотков этой жидкости, по вкусу напоминающей гумус. Затем повалилась на землю и раскинула ноги.

Будто обращаясь к траве и воздуху, произнесла:

– Мы не можем жить в таком мире, – она покачала головой. – По крайней мере, я не могу, – она посмотрела на сына, на его обветренное лицо и редкую светлую бороду. – Я чувствую, что нахожусь на грани потери рассудка. Я боялась, что у нас нет будущего. Возможно, оно у нас есть. Но я не хочу такого будущего. А теперь думаю, что у нас не осталось и прошлого.

– Прошлой ночью мы ночевали в пещере с людьми, которые думали так же, как ты, – заметил Верн.

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю. Не говори загадками, – она повысила голос почти до крика. – Скажи что-нибудь, что имеет смысл.

Верн пожал плечами.

– Может быть, ничто не имеет смысла.

Вновь испытывая ужас, он заставил себя еще раз взглянуть на необъятные громадины этих абсурдных кубов, цилиндров, их скопления и пятиугольные проекции. Его разум не мог разделить эту фантасмагорическую панораму на части, но ему казалось, что гигантские мосты-арки возвышаются над безграничными пропастями и что они не были присоединены к краям пропасти, а просто проникали в камень с постоянным движением, которое было заметно в потоке воды. Синхронное открытие и закрытие пятиугольных краев создавало впечатление, что материал, из которого были сделаны эти вершины, был одновременно и вещественным, и бесплотным. Налицо было участие более чем четырех измерений. Головокружительная граница простиралась более чем на полкилометра пустоты и тянулась во времени и пространстве. Так выглядело это строение, но при этом оно будто бы менялось каждое мгновение.

И все это имело такой цвет, который вовсе и не был цветом.

Мама говорила тише прежнего.

– Я не смогу этого вынести, – сказала она. – Никто не сможет.

– Эхо не сдается, – возразил Верн. Он показал на сестру, которая хлопала в ладоши и покачивалась в оживленном танце с радостным выражением лица.

– Блестя-я-ящая блестящая блестящая блестя-я-ящая, – пела она. Затем она прекратила танцевать и начала неуклюже бегать. Воздух на краю утеса был чист, и Эхо побежала, чтобы ворваться в него, окунуться в пустое пространство.

4

Текели-ли.

В английском языке Терры эта транслитерация наиболее соответствовала пронзительному и жуткому крику шогготов, который те издавали во время своих перемещений, – так они передавали сородичам свое местонахождение. Это слово было давно записано в незаконченном рассказе, оставленном Артуром Гордоном Пимом,[54] и впоследствии подтверждено многими писателями и путешественниками. Этот крик неизменно пробуждал отталкивающее чувство ужаса.

Охотник, обхватив лицо руками, делала глубокие, резкие вдохи. Она не успела выйти из разума аутиста, и ее трясло от звука этой трели.

– Насколько шогготы приблизились к Уцелевшим? – спросил я.

Она молчала какое-то время, собираясь с мыслями. Затем ответила, что не может понять.

– Этот звук еще жив в ее памяти из-за сильного страха, но я не могу оценить расстояние.

– Штурман? – спросил я.

Какое-то время он изучал панель.

– Полагаю, не настолько близко, чтобы представлять угрозу, – ответил он. – Сложно оценивать расстояние.

– Мы обнаружили местоположение этих Уцелевших, – сообщил я. – Кроме того, у нас есть изображения с маяка. Где нам его поставить?

– Не слишком близко, чтобы не привлекать внимание Старцев, но и не слишком далеко, чтобы аутист смогла отвести к нему группу.

– Уже скоро мы должны опустить маяк, – сказала Охотник. – Чтобы он смог установить Врата. Мне придется спуститься на поверхность этой планеты.

Мы втроем одновременно ответили: «Нет».

– Опасность слишком велика, – заметил я. – Если Старцы близко, они могут стереть твой мозг. Шогготы могут догадаться, кто ты. Если мы потеряем тебя, то потеряем и Уцелевших, и пропадем сами.

Охотник одарила всех нас решительным взглядом.

– Если я не появлюсь перед аутистом и ее куинни в своем образе, они не пройдут сквозь Врата и мы не сможем их забрать. Тогда все точно будет потеряно.

– Как ты передала ей свой образ? – спросил я.

– Послала ей свое изображение, в котором выгляжу приятно, радушно и безопасно. Я пыталась изобразить себя куинни, но я не уверена, что она понимает это так же, как остальные. У нее сильное обоняние, поэтому я бы хотела передать ей запахи, но не могу.

– Ты уверена, что тебе нужно спускаться самой?

– Да, – ответила она.

– Другого выхода нет?

Она отрицательно покачала головой.

– Тогда давайте повторим протоколы и быстро со всем разберемся, – заключил я, и мы снова приступили к выполнению задач.

Существовала лишь одна операция, к которой мы не могли как следует подготовиться.

Если Старцы прикоснутся к разуму Охотника, они узнают нашу миссию, поймут причины и суть нашей операции. Затем попытаются проследить за нами, чтобы обнаружить операционный пункт Великих. Катастрофа, которая может за этим последовать, поставит под угрозу существование множества наций на многих планетах и, вероятно, вызовет их истребление. Старцы позаботятся о том, чтобы никто не уцелел. Они очистят каждую планету и всю Солнечную систему.