Энн Райс - Пандора

Без труда подведя черту под своим рассказом, я ждала уничижительных замечаний Мариуса. Терпение мое было на исходе.

«И что все это по-твоему значит?» – ласково спросил он и попытался взять меня за руку, но я ее отняла.

«Это фрагменты, обрывки ее воспоминаний, – ответила я, в то время как сердце мое буквально разрывалось. – Все они – отголоски прошлого, и только одно относится к будущему. Только один внятный образ – желание, чтобы состоялась наша свадьба, чтобы мы были вместе. – Мой голос был исполнен печали, и тем не менее я спросила: – Ну что ты опять плачешь, Мариус? Она собрала воспоминания, как в саду собирают цветы, собрала их наугад из всемирного сада, как листья, падающие в руки, и из этих воспоминаний она свила мне гирлянду. Свадебную гирлянду. Ловушка. Душа моя не блуждала. Во всяком случае, я так думаю. Если бы моя душа переселялась из тела в тело, то почему именно ей, такой древней, беспомощной, уже не играющей в мире никакой роли, лишенной власти, дано знать об этом? И сообщить об этом мне? Почему только ей?»

Я посмотрела на него. Он слушал очень внимательно и плакал. Он не стыдился этого и явно не собирался приносить извинения.

«Что ты говорил раньше? – спросила я. – Чтение мыслей не делает меня мудрее первого встречного? – Я улыбнулась. – В этом-то все и дело. Как же она смеялась, подводя меня к тебе. Как она хотела, чтобы я в полной мере увидела твое одиночество».

Он кивнул.

«Интересно, – продолжала я, – как она сумела закинуть свою сеть так далеко, что поймала меня в бушующем море?»

«Через Люция, вот как. Она слышит голоса из разных земель. Она видит то, что хочет видеть. Как-то ночью я до смерти напугал римлянина, который, видимо, узнал меня и, крадучись, пошел прочь, словно я представлял для него опасность. Я последовал за ним, смутно понимая, что для такого чрезмерного страха должны быть причины.

Вскоре я осознал, что ему разъедает совесть великое бремя, оно извращает все его помыслы и действия. Он пришел в ужас, что его узнал житель столицы. Он захотел уехать.

Поздно вечером при свете факела он пришел в дом одного греческого купца, заколотил кулаками в дверь и потребовал выплаты долга за твоего отца.

Грек повторил ему то же, что и раньше: деньги будут возвращены только твоему отцу.

На следующую ночь я опять разыскал Люция. На сей раз у грека был для него сюрприз. Только что военный корабль привез для него письмо твоего отца. Это произошло, наверное, дня за четыре до твоего приезда. В письме ясно говорилось, что твой отец просит грека об одной услуге во имя гостеприимства и чести. Если услуга будет оказана, значит, все долги прощены. Письмо, сопровождающее направленный в Антиохию груз, все подробно объяснит. Груз придет через некоторое время, так как судно, на котором он находится, вынуждено будет заходить во многие гавани. Речь шла об услуге чрезвычайной важности.

Когда твой брат увидел дату письма, он пришел в ужас. Грек, которому к этому моменту Люций донельзя надоел, хлопнул дверью перед его носом.

Не успел Люций отойти на несколько шагов от дома грека, как лицом к лицу столкнулся со мной. Конечно, он вспомнил эксцентричного Мариуса из своего прошлого. Я притворился, что удивлен встречей, и осведомился о тебе. В панике он сочинил историю о том, что ты замужем и живешь в Тоскане, добавил, что сам он собирается уехать из города, и поспешно удалился. Но минутного контакта мне хватило, чтобы увидеть, какие показания он дал преторианской гвардии против своей семьи – сплошная ложь, – и представить себе все последствия.

В следующий раз, проснувшись, я не смог его найти. Я установил слежку за домом греков. Я мысленно взвешивал возможность навестить старика купца и как-нибудь завязать с ним дружбу. Я думал о тебе, представлял твое лицо. Я все время вспоминал тебя, сочинял о тебе стихи. Твоего брата я больше не видел и ничего о нем не слышал. Я предполагал, что он покинул Антиохию.

Потом я как-то ночью проснулся, вышел наверх, посмотрел на город и увидел, что он охвачен огнем.

Германик умер, так и не отказавшись от обвинений, что его отравил Пизон.

Добравшись до дома греческого купца, я увидел, что он сгорел дотла. Твоего брата нигде не было видно. И я решил, что все они погибли – и твой брат, и семья греческого купца.

Все последующие ночи я искал хоть какие-то следы Люция. Я понятия не имел, что ты здесь, но был одержим стремлением к тебе. Я старался напомнить себе, что если стану оплакивать каждую связь моей смертной жизни, то сойду с ума задолго до того, как узнаю у царя и царицы хоть что-нибудь о своих способностях.

Как-то ранним вечером я оказался в книжной лавке, и вслед за мной туда проскользнул жрец. Он указал на тебя. Ты стояла на Форуме, а философ с учениками произносили прощальные речи. Я был так близко!

Меня настолько захлестнула любовь, что я даже не слушал жреца, пока не осознал, что он, показывая на тебя, рассказывает о каких-то странных снах. Он говорил, что только я могу связать все воедино. Они имели отношение к кровавому убийце, недавно появившемуся в Антиохии. Для меня этот случай не был столь уж редким. Я и раньше убивал тех, кто пьет кровь. А потому поклялся поймать и этого.

Затем я увидел Люция. Я видел, как вы подошли друг к другу. Мои новые глаза, глаза того, кто пьет кровь, едва не ослепли от видения его злости и грехов. С большого расстояния я отчетливо слышал твои слова, но не двигался, пока ты не оказалась в безопасности, подальше от него.

Я хотел убить его сразу, но мне показалось, что будет мудрее последовать за тобой, войти в храм и оставаться рядом. Я не был уверен в своем праве убить ради тебя твоего брата – в том, что ты этого хочешь. До тех пор пока не рассказал тебе, что он виновен. Тогда я понял, как ты хочешь с ним расправиться.

Конечно, я и понятия не имел, насколько ты умна, не знал, что дар красноречия и логики никуда не исчез. Но ты появилась в храме, соображая в три раза быстрее, чем любой из присутствующих смертных, взвешивая каждый вопрос со всех сторон, и разумом своим превзошла всех. Затем последовало удивительное столкновение с твоим братом, когда ты поймала его в хитроумно сплетенную из чистой правды сеть, вовлекла в свою смертоносную интригу трех воинов и разделалась со злодеем на месте, даже к нему не прикоснувшись. – Он помолчал и добавил: – В Риме, много лет назад, я следил за тобой. Тебе было шестнадцать лет. Я помню твою первую свадьбу. Твой отец отвел меня в сторону и очень доброжелательно сказал «Мариус, твоя судьба – быть историком-бродягой». Я не осмелился тогда высказать собственное мнение о твоем муже.

А теперь ты приехала в Антиохию, и в своей, как ты не замедлишь отметить, эгоцентричной манере я решил: если для меня и создана какая-то женщина, то эта женщина – ты. Покидая тебя утром, я знал, что должен как-то вывезти Мать и Отца из Антиохии, спрятать их подальше, а потом уничтожить то чудовище. И только тогда я смогу благополучно тебя оставить».