Кассандра Клэр - Механическая принцесса
Сливаясь в одно целое, души людей становятся сильнее бронзы и железа.
Свадебный подарок Джема невесте… Уилл сжал кулон в руке, и ему вспомнилась встреча с Тессой на лестнице. Говорят, что разделить сердце надвое нельзя, но…
– Тесса! – закричал он, и горы отозвались стоголосым эхо. – Тесса!
Он прислушался, сам не понимая, чего ждет. Может, надеялся получить ответ? Вряд ли Тесса пряталась где-то среди камней. Тишину нарушал лишь шум дождя и ветра. Тем не менее Уилл ни на минуту не сомневался, что держит в руках кулон Тессы. Может, она сорвала его с шеи, чтобы указать ему путь, как Бензель и Гретель из сказки братьев Гримм? И так поступила бы героиня какого-нибудь романа, а значит, и Тесса могла. Не исключено, что по пути он обнаружит и другие метки, оставленные ею. В душе вновь забрезжила надежда. Он подошел к Балию и вскочил в седло. Никаких остановок – к вечеру они должны быть в Стаффордшире. Кулон Уилл положил в карман. Выгравированные на нем слова любви жгли, как раскаленное клеймо.
Никогда еще Шарлотта не чувствовала себя такой утомленной. Ребенок в утробе выматывал ее больше, чем она могла предположить. К тому же она не спала ночью и весь день провела на ногах. От бесконечных лазаний по лестнице в Библиотеке у нее болели ноги. Тем не менее, войдя в комнату Джема и обнаружив, что он не только пришел в себя, но сидит в кровати и разговаривает с Софи, Шарлотта забыла об усталости.
– Джем, – воскликнула она, – я так рада, что тебе лучше!
Софи, со странным румянцем на лице, встала.
– Мне уйти, миссис Бранвелл?
– Да, Софи, пожалуйста. Бриджит опять не в духе, говорит, что потеряла Бэнг Мэри, а я даже не представляю, что она имеет в виду.
– Бэйн-мэри[22], – поправила девушка, пытаясь заглушить сердце, гулко бившееся в груди; она чуть было не совершила нечто ужасное! – Я ей помогу.
В дверях Софи обернулась и посмотрела на Джема – он выглядел бледным, но собранным.
– Шарлотта, ты не будешь возражать, если я попрошу тебя дать мне скрипку?
– Ну конечно.
Шарлотта вытащила из футляра инструмент и передала его Джему, а сама села рядом на стул. Юноша осторожно взял скрипку в руки.
– Ой, – вдруг вскочила она, – прости, я забыла смычок, ты ведь хочешь сыграть что-нибудь?
– Не беспокойся. – Джем нежно провел кончиками пальцев по струнам, и они издали нежный, вибрирующий звук. – Пиццикато… это первое, чему научил меня отец, показав скрипку. Оно напоминает мне о детстве.
«Ты и сейчас ребенок», – хотела сказать Шарлотта, но промолчала. Пару недель назад Джем отпраздновал свой восемнадцатый день рождения, перешагнув принятый для Сумеречных охотников порог совершеннолетия, но Шарлотта по-прежнему видела в нем маленького мальчика из Шанхая, как он сжимал скрипку в слабых руках, когда попал к ним в Институт. Впрочем, он повзрослел с тех пор…
Она взяла с ночного столика коробочку с серебром. Лекарства оставалось не больше чайной ложки. Вздохнув, высыпала порошок в стакан, налила из кувшина воды и протянула Джему. Тот отложил скрипку и спросил:
– Это последнее?
– Магнус хочет найти для тебя лекарство. Каждый из нас вносит свой вклад – Габриэль с Сесилией отправились в город, чтобы купить все необходимое по списку Магнуса. Софи, Гидеон и я копаемся в книгах. Мы делаем все возможное.
– Я не знал…
– Мы твоя семья, Джем, и каждый из нас старается что-то для тебя сделать. Пожалуйста, не теряй надежды. Держись.
Он маленькими глотками опорожнил стакан, а потом сказал:
– Моя сила – вы. Кстати, ты уже выиграла сражение с Генри по поводу имени вашего ребенка?
Шарлотта в замешательстве улыбнулась. Говорить о ребенке в такую минуту ей казалось неуместным, но почему бы и нет? Умирая, ми живем. По крайней мере, эта тема позволяла отвлечься от болезни, похищения Тессы и опасной миссии Уилла.
– Еще нет, – ответила она. – Генри по-прежнему настаивает на том, чтобы назвать его Бьюфордом.
– Ты одержишь над ним верх. Ты всегда побеждаешь, Шарлотта, поэтому будешь отличным Консулом.
– Женщина-Консул? – наморщила нос она. – После всех проблем, с которыми я столкнулась, возглавляя Институт?
– Кому-то надо быть первым. Хотя понимаю, это далеко не всегда легко. – Он опустил голову. – Шарлотта… в жизни мне редко приходилось о чем-то сожалеть, но… но есть кое-что такое, что меня очень печалит.
Шарлотта озадаченно посмотрела на него.
– Мне хотелось бы увидеть твоего ребенка, Шарлотта…
Эти слова вонзились ей в сердце острым осколком стекла. По щекам тихо покатились слезы.
– Шарлотта, – с нежностью произнес Джем, будто пытаясь ее утешить. – Ты всегда заботилась обо мне. И ты станешь чудесной матерью…
– Не сдавайся, Джем, – сдавленным голосом произнесла она. – Когда тебя привезли сюда, мне сказали, что ты проживешь год, от силы два. Но ты прожил почти шесть. Пожалуйста, поживи еще немного, хотя бы пару дней. Ради меня.
– А я и жил ради тебя. Я жил ради Уилла, Тессы – и ради себя, поскольку хотел быть рядом с вами. Но даже ради других я не могу жить вечно. Никто не сможет упрекнуть меня, что я уступил без боя и стал для смерти легкой добычей. Если ты скажешь, что нуждаешься во мне, я буду жить, сколько смогу. Я буду жить ради тебя и других, сражаясь с костлявой до тех пор, пока не стану грудой развалин. Но это уже будет не мой выбор.
– Но… – нерешительно протянула Шарлотта. – Что же ты выбираешь?
Он судорожно сглотнул и положил руку на скрипку:
– Я принял решение… в тот самый момент, когда велел Уиллу уехать. – Он опустил голову, затем снова вскинул. – Я хочу поставить точку, Шарлотта. Софи тоже рассказывала, что все пытаются найти для меня средство исцеления. Да, я действительно позволил Уиллу продолжить поиски, но теперь хочу, чтобы вы все от них отказались. Все кончено, Шарлотта.
Сесилия и Габриэль вернулись в Институт только к вечеру. Девушка редко выбиралась в город, и всегда в компании либо Шарлотты, либо брата, но с Габриэлем Лайтвудом оказалось куда интереснее. Он постоянно смешил ее, и, хотя она и напускала на себя серьезность, удержаться от улыбки было невозможно. И в нем не было ни капли чванливости, свойственной юношам из хороших семей (о Бенедикте Лайтвуде она и не вспоминала).
По правде говоря, Сесилия думала, что бросать сатира в окно, а затем и в канал не стоило, но она была в состоянии понять гнев младшего Лайтвуда.
Как же он не похож на брата! Когда она приехала в Институт, Гидеон ей понравился, но потом ее стала немного раздражать его замкнутость. Говорил старший Лайтвуд мало, выглядел отстраненным… правда, в разговоре с Софи мог блеснуть юмором. Обрывочные сведения из уст Тессы, Уилла и Шарлотты позволили Сесилии составить представление о том, что произошло в семействе Лайтвудов, почему Гидеон уехал и почему он был так молчалив. Она даже сравнивала его с Уиллом, который тоже оставил семью и до сих пор переживал боль утраты. А вот Габриэль избрал для себя иной путь. Он остался с отцом и стал невольным свидетелем его физического и умственного вырождения. О чем он думал в эти ужасные дни? До какой степени осознавал, что сделанный им выбор в итоге оказался неправильным?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});