Юкито Аяцудзи - Another. Часть 1. Что?.. Почему?..

– Так и было.

Это объясняло и странную реакцию Сакураги во время физкультуры в тот день. Кстати, она же как раз интересовалась, услышал ли я «что-то» от Тэсигавары и Кадзами?

Вообще говоря, Тэсигавара, похоже, пытался рассказать мне «что-то» на большой перемене. Ну да, я заметил Мей сразу после его слов «Мы тебе кое-что…», когда мы, болтая ни о чем, дошли до нулевого корпуса…

…И позже.

После рисования на следующий день.

«Я еще со вчерашнего дня хотел с тобой поговорить об этом…»

Так сказал Тэсигавара, но Мотидзуки, который тогда был с нами, его остановил.

«Не думаю, что ты теперь сможешь это сделать».

Кажется, я даже понял значение этого вот «теперь».

Я уже общался с Мей, а значит, говорить со мной, тем самым косвенно признавая, что «ученица по имени Мей Мисаки существует», теперь не имеет смысла. Наверняка именно это опасение было тогда у Мотидзуки.

И сразу после – их реакция, когда я зашел в дополнительную библиотеку, где была Мей.

«Э-эй, Сакаки. Ты же не?..»

«Са, Сакакибара-кун, что ты?..»

И не только они.

В основе переполоха, который возникал в классе то и дело после моего перевода сюда, лежала в конечном счете постоянная тревога, а также страх. Не перед Мей Мисаки. А перед «катастрофами» этого года, которые могли начаться из-за того, что я общался с ней.

3

– Мне еще Тэсигавара как-то позвонил на мобильник ни с того ни с сего. Он пытался меня предупредить, сказал: «Кончай обращать внимание на то, чего нет. Это паршиво».

Это было за неделю до промежуточных экзаменов.

– Думаю, он считал, что делает максимум для того, чтобы я перестал мешать работе талисмана.

– Видимо, да, – слегка кивнула Мей.

– И он мне тогда еще кое-что сказал. Он обещал, что расскажет мне, что было двадцать шесть лет назад, в начале июня. Но когда настал июнь, он так ничего и не рассказал. Сказал, что все изменилось.

– Это из-за смерти Сакураги-сан.

– …Но почему?

– Ты начал общаться со мной и тем самым нарушил «решение», которое им всем было нелегко выполнять. Наверняка они очень тревожились, что талисман может перестать работать. Но что если бы в мае ничего не произошло, несмотря на то, что ты натворил?

– В смысле… если бы никто не умер?

– Именно. Это значило бы, что нынешний год – «обычный». Тогда не нужно было бы продолжать с талисманом… Вот почему.

– …Ясно.

Если бы так и сложилось, исчезла бы нужда столь неестественно все от меня скрывать. Они бы расслабились и по-человечески объяснили бы мне ситуацию. И махнули бы рукой на эту их свихнутую «стратегию» обращения с одноклассницей, как будто ее нет… кстати.

– А когда Сакураги и ее мать умерли, все прогнозы полетели к чертям, да? Стало ясно, что этот год «такой» и что «катастрофы» уже начались, и…

И Тэсигавара сказал: «Щас все не так, как было тогда, когда я тебе дал слово».

…

…

…Когда я так вот складывал все кусочки пазла, сомнения и недоумения, накопившиеся у меня в душе, постепенно исчезали, но…

– Можно еще кое о чем спросить?

Осталась смутная непонятка, которая не давала мне покоя с самого первого моего разговора с Мей в школе.

– Твой бейджик.

– …Что?

– Он такой смазанный и мятый. Почему?

– А… я что, похожа на привидение с древним бейджиком? – шутливо произнесла Мей, и ее лицо чуть смягчилось. – Просто несчастный случай. Я уронила его в стиральную машину и не заметила, так что он постирался. Менять его на новый такая морока, ну и…

Ох. Только-то и всего?

Приободрившись, я задал еще вопрос:

– А почему твоя парта – единственная в классе такая старая? Есть какая-то причина?

– А, это, – ответила Мей с серьезным лицом. – Это часть правила. Ученику, которого «нет», дают такую вот парту. В классах на втором этаже нулевого корпуса, которыми мы больше не пользуемся, до сих пор полно старых парт и стульев. Оттуда их и приносят. Может, это тоже как-то должно заставить работать талисман.

– Понятно. Знаешь, я нашел там надпись.

– А.

– «Кто мертвый?» – это ведь ты написала, да?

– …Да, – Мей опустила взгляд и кивнула. – Я знаю, что я сама не «мертвая». Тогда кто в нашем классе? Вот что значит эта надпись.

– А. О, но… – внезапно мне в голову пролез довольно злой вопрос, и я его тут же выплеснул: – Значит, в том, что ты сама не «мертвая», ты уверена, да?

– …

– Ты же ведь сама сказала, что «изменение памяти» всех касается, даже самогО «мертвого»? Как тогда хоть кто-то может быть уверен, что это не он?

Мей по-прежнему не отвечала – сжала губы и моргала правым глазом, явно пытаясь скрыть замешательство. Сдается мне, я впервые увидел такую ее реакцию.

– Понимаешь… – начала было Мей, но сразу же снова замолчала.

И тут дверь комнаты открылась. Вошла мать Мей – Кирика, кукольник «Студии М».

4

Судя по довольно помятому виду ее одежды, Кирика-сан только что закончила работать в мастерской на втором этаже. На ней были черные джинсы и черная же блузка – похоже на одежду Мей, – а еще ярко-желтая бандана на голове.

Она была довольно рослой для женщины; отсутствие макияжа позволяло оценить природную привлекательность лица. Она, несомненно, походила на Мей, но в то же время ее как будто окутывала атмосфера куда более холодная, чем у дочери; сам не понимаю, почему мне так показалось. Когда мы говорили по телефону, ее озадаченный голос создал у меня в голове совсем другой образ.

В первый момент она посмотрела на меня так, будто увидела какого-то мифологического зверя.

– Это мой друг Сакакибара-кун. Это он звонил.

Едва Мей меня представила матери, та охнула, и ее лицо тут же переменилось. До этого момента оно было неживым, как у куклы, но за долю секунды на нем расплылась ненатуральная широкая улыбка.

– Добро пожаловать. Прошу прощения, что появилась перед тобой в таком виде, – произнесла она, стягивая бандану. – Нечасто моя дочь приводит к себе друзей. Сакакибара-кун, да?

– А, ага.

– Она мне никогда не рассказывает, как в школе дела. Ты с ней в одном классе учишься? Или в кружке живописи?

Кружок живописи? Мей ходит в этот кружок? Тогда, значит, она и Мотидзуки…

– А еще Сакакибара-кун ходит на выставку внизу. Он однажды случайно зашел, и, по-моему, ему понравилось. Мы сегодня весь день говорили о куклах.

Мей обращалась к матери как-то натянуто. Причем это выглядело как нечто само собой разумеющееся, не как особенное что-то.

– Ну нааадо же! – улыбка Кирики-сан стала еще дружелюбнее. – Как необычно для мальчика. Тебе всегда нравились куклы?