Анна Зимова - Ходячие. Второй шаг

Но, когда Стас припарковал машину возле пышной клумбы, Сева зашипел:

– Вот они! Бандиты! Один в костюме, второй здоровенный такой.

В дальнем конце двора, между деревьями, происходило какое-то движение. Несколько этих ходили вокруг стволов кругами, будто пытались догнать друг друга. Их одежда пришла в полную негодность. Те, на кого указал Сева, выделялись аккуратностью туалета. Их явно укусили совсем недавно.

– Ты уверен, что это они?

– Спрашиваешь. Укусили их все-таки. Так им и надо. В подъезде Стасу представился случай испытать скальпель. Он мог бы, конечно, выстрелить в голову этой в синем платье, но она была такой худенькой, что Стас решился, воткнул лезвие ей под подбородок. Пошло как по маслу. Эта упала, не издав ни звука. Держа окровавленное острие на отлете, Стас толкнул дверь в квартиру.

В прихожей они увидели распростертое на полу тело Каролины.

Сначала даже показалось, что женщина стала этой, так страшно было ее обезображенное лицо. Но, приглядевшись, Стас понял – это ожоги и порезы. Сева бросился к матери, но Стас оттолкнул его. Пульса, кажется, нет. Когда Каролина открыла глаза, они едва не заорали от страха. Женщина посмотрела вполне осмысленным взглядом, произнесла едва слышно: «Сева», – и снова потеряла сознание.

– Иди в комнату! – приказал Стас мальчишке.

– Нет! – У Севы начиналась истерика, одна щека мелко дрожала. Стас потащил ребенка в ванную. Там лежал Валентин. Щупать пульс отцу не было необходимости.

Разумеется, мусор ни у кого не вызывает положительных эмоций. Но о том, что он может доставлять столько хлопот, она не знала. «Да, многого я раньше не ценила, – призналась себе Аида, разрезая пластиковую бутыль пополам, потому что та не помещалась в мангал, – и мусоропровод едва ли не на первом месте. Вышел из квартиры, засунул пакет в железное окошко, не отрываясь от телефона, и забыл».

Теперь же он едва ли не важнейшая тема для разговоров. Его нужно собрать, сортировать, прятать от солнечных лучей и грызунов. И самое главное, сжигать. А это значит – стоять над мангалом и следить до отупения, чтобы кусок горящего пластика или картона не улетел, подхваченный ветром, куда-нибудь, где он может устроить пожар. Бумага, целлофан горят быстро, а вот с другими отходами приходится попотеть. Как же противно было доставать отходы из пакета. Такое ощущение, что в ее смену все норовят подсунуть мусор поунизительнее. Самый тошнотворный и неприличный. Не хотелось думать, что за ком Саня завернул в газету, одна надежда, что все сгорит быстро и незаметно. Одна Лидия Вячеславовна не утратила стыда. Всегда вставала пораньше и уничтожала свой скромный узелок сама.

А как все сгорит – будет новая морока: извлечь консервные банки и снести из в яму за забором. Она стала лучшим в мире специалистом по банкам. Банки бывают продолговатые и плоские, с ободком и без, жестяные и алюминиевые, с колечком и те, которые нужно открывать ножом.

Подошла Вика. Молча сунула что-то в мангал и осталась глядеть на огонь.

– Тебя тоже тошнит уже от этих консервов? – спросила она, показывая на банки, и Аида из чувства одного лишь противоречия ответила:

– Нет, по мне, так можно нормально жить и на консервах. И вообще, мне не до еды теперь. Я больше о Стасе думаю. И о Егоре. – Аида внимательно посмотрела на Вику.

– Мне стыдно, но скажу честно: я вот не могу не думать про всякое… вкусное, – призналась Вика. – Много бы отдала за кусочек свежей пищи. Свининки или курочки. Сырыми бы съела. Морковкой бы похрустеть хорошо.

– Ты пришла меня дразнить? – Аида ткнула палкой, от чего вокруг мангала рассыпались искры.

– Нет. Мне просто… тошно.

– Всем тошно. Нечем заняться – жги мусор. Повеселеешь.

– Одна радость – скоро будут яблоки, – Вика подтянула ветку и осторожно потрогала плод.

– Скоро много всего будет. Урожай-то никто не отменял.

Подошел Дороган и молча швырнул в огонь целый ворох бумажных обрывков. Клочки, исписанные мелким почерком, изорванные так тщательно, чтобы нельзя было разобрать ни слова, мгновенно скорчились. Кому он пишет все это, интересно?

– Сочиняете роман? – шутливо поинтересовалась девушка.

– Я? Что вы! – Дороган глянул затравленно и снова скрылся в своей времянке.

Вика еще немного потопталась у мангала и ушла в дом. Могла бы и помочь. Хотя бы в гараже подмела. Надо же хоть немного шевелиться. Но есть бабы, которых только палкой заставишь что-нибудь делать. Постоять, глядя на огонь, – это они умеют, а вот помочь – увольте.

Через окно времянки виднелась склоненная голова Дорогана. Резинку, которой он стягивал волосы, он где-то потерял, и теперь грязные патлы свешивались на воротник. Время от времени он чесал шею. Что ж, они все уже стали почесываться, кто деликатно, тайком, а кто и не стесняясь. Дороган все больше становится похож на бомжа, где-то раздобывшего приличные очки. Опять пишет. А потом сжигает написанное.

Слова Сани не шли у нее из головы. Да, Дороган странный. Ест мало для такого верзилы и всегда чувствует себя хорошо. Машину приподнял, когда Саня осматривал ее.

А недавно она увидела, как Дороган отжимался на одном пальце. Не то чтобы ей было интересно наблюдать подробности Саниного с Дороганом жития-бытия, но все же… порой она заглядывала к ним в окошко. Просто так. Лучше знать, кто и чем занят. Она вообще удивлялась спокойствию, с которой все приняли смерть Самохвалова.

У нее-то, допустим, есть причины не бояться, что грядет новое убийство, но остальные крайне беспечны.

Так вот, когда она заглянула в окно, Дороган отжимался, не на кулаках даже, а на одном пальце! Она спросила его потом как бы невзначай:

– Вы, наверное, спортсмен?

А он лишь буркнул:

– Нет, что вы!

Но ее-то просто так не отошьешь, и она поинтересовалась в лоб:

– А кем вы, позвольте узнать, работали?

– В компьютерной фирме, – ответил он, – но вам это, наверное, неинтересно.

– Ну почему же, очень даже интересно, – она хотела его разговорить, но Дороган, как всегда, смылся.

Выглядит как дурачок, одет как последний ботаник, а глаза между тем умные. Цепкие такие глаза. У спортсменов таких не бывает. А для компьютерщика он слишком силен. Придумал бы себе другую легенду.

Время от времени рука Дорогана застывала в воздухе – мужчина что-то обдумывал. Потом хмурился, вычеркивал что-то и принимался строчить снова. С такой постной рожей заполняют бухгалтерские ведомости. Ведут учет. Проверяют прописи первоклашек. Что он там черкает, в самом деле? Консервы считает? Вычисляет, сколько в городе может быть этих? По совету психоаналитика изливает чувства на бумагу? Пишет стихи возлюбленной, которую считает погибшей? Занимается какой-нибудь научной деятельностью?