Мэйв Флай - С. Дж. Лид
Лиз смотрит на меня. Слезы все еще текут из ее глаз, но она слушает.
- Это всегда было твоей проблемой, Лиз. Ты просто такая гребаная жертва. Честно говоря, меня от этого тошнит. Мне хочется делать ужасные вещи, на самом деле. Мне хочется доказать, что ты права. Ну, что ж. Теперь мы ничего не можем изменить. Что ты мне сказала? Ты помнишь?
Лиз молчит, окаменев.
- Я тебе напомню. Ты сказала, что я сделала свой выбор. Ну, Лиз... - я беру гаечный ключ и держу его между двумя руками, взвешиваю, поворачиваю. - Что ты сделала, когда мое счастье было в твоих руках?
Она качает головой, слезы текут ручьем. Глаза умоляющие.
- Правильно, - говорю я, останавливая движение гаечного ключа. Держу его крепко в одной руке. - Ты его раздавила.
Я подползаю вперед и бью гаечным ключом по ее лицу. Ее голова ударяется о винный стеллаж.
Она вскрикивает, и я обхватываю ее ноги своими, почти оседлав ее, но она все еще достаточно одурманена и скована, так что все равно мало что сможет с ними сделать. Я наклоняюсь к ее залитому кровью лицу и говорю:
- Я буду с тобой откровенна. Возможно, я тебе очень обязана. Ты была ужасно раздражающей коллегой, но в остальном ты хорошо выполняла свою работу, и это то, что я уважаю. Из уважения я скажу тебе правду. Это будет долгая ночь. Видишь вон те инструменты? Видишь эту трубку? Mожешь угадать, куда я воткну эту трубку, Лиз? Я не думаю, что ты много читаешь. Но для этого нужно лишь немного воображения.
Лиз вскрикивает и пытается отстраниться, но ей это не удается. Я сильнее упираюсь коленями в ее бедра.
- Ты ведь девственница, да? - говорю я.
Лиз всхлипывает, вскрикивает и откидывает голову назад.
- Да. Я подумала, что ты приберегала это для Андрэ, - говорю я, с жалостью качая головой.
Лиз вырывается из пут. Еще одна бутылка падает и разбивается об пол. Я отпускаю ее, подползаю и прижимаю руку к осколкам стекла на полу. Я поднимаю осколок бутылки, и по моей ладони струится кровь со слабым привкусом хорошего пино нуар. Я глажу ее по лицу.
- Очевидно, что сейчас это не произойдет, - говорю я. - И вот что. Если верить литературе, то эта трубка при ее размерах не поместится в твоей девственной "киске" без химической помощи. Вот тут-то и пригодится кислота, естественно. Нам придется выжечь часть тканей, чтобы она могла поместиться. По крайней мере, так я читала, но мы просто попробуем и посмотрим, что получится. Я не слишком боюсь испачкаться. И что такое труба без кого-то, кто может проползти, верно? Так что мы позволим кое-кому просочиться в трубу, и как только оно заползет внутрь тебя, мы его там замуруем, чтобы оно не смогло выбраться, хотя, я думаю, оно может быстро задохнуться само по себе. У нас есть несколько вариантов, с которыми мы можем попробовать. Опять же, это все предположения. Конечно, у меня также есть много других инструментов, назначение которых я не совсем понимаю, и, возможно, мы могли бы разобраться вместе. Как я уже сказала, это будет долгая ночь.
Лиз стала биться головой о винный стеллаж, снова и снова, вскрикивая.
- Я знаю. Это очень хреново, когда у тебя есть то, что ты любишь, а кто-то отнимает это у тебя. Это действительно хуже всего.
Я отхожу назад и улыбаюсь, слизывая кровь, вино и стекла со своей руки.
- Вот. Может быть, это принесет нам обоим покой, - говорю я. - Музыка умеет это делать.
Когда звучит песня, я закрываю глаза и вдыхаю мелодию фортепиано. Лиз поднимает голову и понимает, о чем идет речь. Даже ребенок поймет. Особенно ребенок. Я улыбаюсь, грустно, но серьезно. Это действительно не должно было быть так. Но тогда...
- Возьми мою героиню, - говорю я. - Мою прекрасную ледяную принцессу, настоящую королеву. Все в обществе советовали ей подавлять свою силу, заперли ее в замке и просили притворяться. Но потом она научилась. Подавление - это не выход. Страх, что нас будут бояться, ничего не значит. Мы должны признать, кто мы такие, Лиз. В какой-то момент жизни мы должны просто быть самими собой. И поскольку мы честны, потому что мы лучшие подруги, я думаю, что правда на самом деле такова. Ты отнялa у меня то, что я любилa, но...
Я улыбаюсь улыбкой женщины, говорящей свою главную правду другой женщине, владеющей своей силой, принимающей узы сестринства, и говорю ей:
- ...на самом деле, я все равно могла бы все это сделать.
Песня звучит во мне и через меня, и через нее, и через нас, и повсюду вокруг. Она наполняет меня таким же вдохновением, как и в тот раз, когда я впервые услышала ее, когда впервые надела этот костюм, когда впервые почувствовала себя королевой, обладающей властью. Прекрасная, непонятная, беспокойная принцесса, которая хотела и нуждалась в большем. Которая бросала вызов стереотипам, архетипам принцессы-героини, злой или услужливой старухи. Нет, она всегда была чем-то большим. В ней было всего понемногу. И благодаря ей я была всем понемногу. Герой и антигерой. Протагонист и антагонист. И она, в конечном счете, была принята. Ее видели и любили такой, какой она была.
- Знаешь, у всех нас есть мечты в этой жизни, - говорю я, - но иногда все получается не так, как мы хотим. Я думала, что навсегда останусь принцессой, а ты думала, что твоя вишенка будет сорвана Андрэ в бережной и любовной ночи, которая запомнится тебе надолго. Ты думала, что проживешь с ним всю свою жизнь. Но с твоей помощью, Лиз, - говорю я, - я получила большой урок.
Великолепный голос пресловутой песни кружит вокруг нас, заполняя пространство, как свежий искрящийся снег голливудской звуковой сцены.
- Мы думаем, что знаем, что имеем в жизни, и думаем, что будем иметь это и дальше, - говорю я, впитывая красоту всего этого, удивляясь ей. - Но у мира на нас другие планы, и нам приходится идти по головам. Мы такие, какие есть. И
