Дэннис Крик - Судьба вампира

Или эта талия. Кажется, она значительно пополнела за последние несколько дней. С чем это связано? Со стрессом, который ей пришлось испытать, оказавшись наедине с безумцем, возомнившим себя Калигулой? Или с тем, что в последние недели она все меньше и меньше времени уделяла верховой езде, которая всегда помогала ей поддерживать себя в отличной форме?

Наверное, все вместе. Она должна будет всерьез заняться собой. В конце концов, она лицо театра, звезда сцены! А для кого-то и вовсе богиня.

В нее влюблялись мужчины, ей завидовали женщины. Многие из первых готовы были отдать полжизни лишь за кратковременное уединение с ней, а из вторых все больше находилось тех, кто вымаливал у нее секреты красоты, стоя на коленях перед дверью ее дома.

Лучшие воины страны клялись ей в вечной любви и обещали бросить мир к ее ногам. Правители заморских государств сулили ей несметные богатства. Перед ней склоняли головы клеветники и лиходеи, и рассыпалась в комплиментах пресыщенная знать. Для многих она была олицетворением красоты и вечной молодости.

Вот если бы сохранить такой почет и красоту на долгие годы! Как жаль, что это невозможно. Как жаль…

И если голос свой, с каждым годом открывающий все новые горизонты вокального мастерства, и раболепие поклонников она сохранить еще могла, то молодость и красота ее незаметно увядали.

Она провела пальцем по щеке и подбородку. На таком красивом лице налет бледности смотрелся недоразумением, от которого хотелось избавиться как можно скорее.

Ах, эта проклятая ночь! Она совсем не выспалась. Кошмар, мучивший ее с момента погружения в царство Морфея, преследовал ее до самого утра. Она не могла вспомнить, что происходило в ее странном сне, но после него осталось лишь одно – страх.

Страх подчинил себе ее волю, бесцеремонно превратив своенравную прелестницу в запуганного до смерти, кроткого ягненка. И сейчас она пыталась избавиться от его влияния, предавшись самолюбованию. На какое-то время ей это удалось.

Она сняла с зеркала платье.

Ее легкое летнее платье незабываемо сиреневого цвета с блестками на декольте и на манжетах было подарком ее матери, самым дорогим за все время ее жизни с родителями, канувшей в историях бородатых летописцев.

Рассмотрев его со всех сторон, она смерила взглядом степень его изношенности и, удовлетворенно кивнув, стала надевать его через голову.

Но вдруг остановилась.

Чья-то ладонь легла на ее плечо, и холод от прикосновения сковал всю руку от плеча до кисти.

Медленно и очень осторожно кто-то снял с нее платье и бросил его на пол. Теперь она могла видеть, кто это был. Она посмотрела в зеркало.

И сердце ее замерло в груди…

Страх, вернувшийся за ней из сна, превратился в ужас, ибо в темном овале обсидиана никто кроме нее не отражался.

– Кто здесь?.. – еле слышно прошептала Аника.

Вместо ответа невидимка положил на нее и вторую руку.

Она слышала его тяжелое дыхание, чувствовала поползновения ледяных пальцев по шее и плечам. Она едва не закричала, когда эти самые пальцы коснулись ее груди. Впились в соски.

– Обернись.

Не она сама, а какая-то сила заставила ее повернуться. Господи, кто бы это ни был, сделай так, чтобы он не причинил мне зла… пожалуйста….

Перед ней стоял высокий мужчина в черном плаще, доходящем до самого пола. В царственной стати его легко угадывалась порода. На бледном лице застыло выражение снисходительности. Большие черные глаза пленили – не красотой, но превосходством, они, казалось, выжигали всякую волю к неповиновению.

– Рад видеть тебя, королева оперы, – слова его задули свечи. – Я слежу за тобой с того самого момента, как ты вошла в эту спальню.

– Кто вы? – от лица ее отхлынула кровь, и бледность цвета холодного мрамора сняла с него былую чопорную неприступность. Как ни странно, вместе с ней померкла и красота.

– Мое имя тебе ничего не даст. Называй меня просто. Муж.

– Что?

Холодные пальцы медленно переползли на талию.

– Что вы такое говорите… Немедленно убирайтесь! А не то я… – власть первого оцепенения ослабевала, и постепенно она начинала чувствовать не только холод, исходящий от незнакомца, но и боль, что причиняли его цепкие руки.

– Они не успеют тебя спасти.

– Спасти? Не понимаю, о чем вы…

Когти впились в бедра. Она вскрикнула и резко подалась в сторону. И выскользнула из его объятий. Мгновенная радость сменилась проклятием, когда, делая следующий шаг, она вдруг поскользнулась и упала.

А когда снова обернулась, то поняла, что взгляд его, обладающий безумной силой, способен приковать ее к полу и оставить в таком положении надолго.

– Уходите… сейчас же! – прокричала она.

Язык ее уже заплетался, ноги не слушались, руки ослабли.

Распластавшись на полу, она пыталась ползти к выходу. Движения ее были замедленными и хаотичными, как у больного аутизмом. Ногти до крови стирались о паркет. Губы твердили лишь одно слово:

– Уходи… уходи… уходи…

Но это продолжалось недолго.

Остановиться он уже не мог. Хоть и понял, что за фасадом из красивого лица и коротких волос соломенного цвета, неуклюжей челкой ниспадающих на лоб, скрывается обычная стерва.

Кровь ее была вкусней всех тех, кого он успел опустошить за свою жизнь. Он пил ее долго, гораздо дольше, чем сотни раз до этого. Желание продлить удовольствие было нескончаемым. Лишь когда ее тело перестало подавать признаки жизни, он оставил его и бросил обратно на пол, словно ребенок надоевшую куклу.

Она лежала абсолютно спокойная, недвижимая, мертвенно-бледная. Но, несмотря на это, именно в таком положении она была наиболее соблазнительной.

Холодные тени широко раскрытых глаз, цвет которых стремительно темнел, гармонично вписывались в портрет нового вампира с красивым лицом и синими губами.

Да, она была прекрасна. Прекрасней, чем когда бы то ни было. И он захотел остаться здесь. В этой мрачной спальне. С ней наедине.

Чтобы видеть, как ее отражение в зеркале померкнет.

Чтобы чувствовать ее стремительное приближение к себе.

Чтобы, когда она вернется в этот мир, объявить себя ее законным мужем.

День седьмой. Приют Святого Августина

В этот предрассветный час писатель и орнан стояли на холме на опушке леса и наблюдали за восходом солнца.

Писатель был уже настолько слаб, что обходиться без позаимствованной у кладбищенского сторожа трости не мог. Ему приходилось опираться на нее всякий раз, когда его шаг ускорялся. Кратковременная передышка, которую друзья устроили, добравшись до места назначения, пошла ему на пользу.

Приют Святого Августина представлял из себя комплекс старинных построек, обнесенных каменным забором из красного кирпича. Этот комплекс, расположенный в живописной долине Абар, был похож на родовое графское поместье средних веков. Высокая круглая башня, служившая ему храмом, являлась главным зданием, вокруг нее пристроились несколько более низких башен и двухэтажных домиков, вероятно, служивших жильем для детей.