Сергей Софрин - Проект «Асгард»

— Деньги были уплачены, и я ими правильно воспользовался. Что ж еще оставалось делать?

— Утопиться в Онежском озере. Или повеситься на осине.

— Мне суицидальный вариант не подходит. Я медленно умираю, но жизнь люблю и тебе того желаю… Так чего ты, в конечном счете, от меня ждешь?

— Веди меня к покупателям информации.

— Теперь я не знаю, где они находятся.

— Тогда — молись.

— Ладно — не хочешь свободы и денег, ступай в пасть к дьяволу и меня веди на верную плаху.

Лозницкий безнадежно уронил искусственный подбородок себе на грудь.

— Тебе же все равно. — Гадливо скривился Марат. — Про раковую опухоль помнишь? Может, к ней необходим свинцовый довесок? Не огорчай нервного визитера. С пяти шагов пуля, выпущенная из «Беретты», мозги выносит наружу почти полностью. Приведешь к своим благодетелям — отпущу дальше небо коптить в клубном уюте. Решат они тебя убрать — твои проблемы. А у меня свои завалы есть, и я их обязан разгрести безотлагательно…

В коридоре послышался топот пары бизоньих ног.

— Шеф, у Вас все в порядке?! — Заполошно завопил непосредственно в дверной косяк пришедший в чувства, встревоженный недавним инцидентом охранник.

— Убирайся отсюда к такой-то матери! — Наливаясь кровью, взорвался Влад. — Нет от вас, дебилов, покоя! Еще раз меня потревожишь, пойдешь мясо на рынок рубить, чемпион недоделанный!

Он рывком выхватил из подставки для ручек дорогой «Паркер» и, что было мочи, сжал перо в подагрических скрюченных пальцах. Оно с хрустом переломилось и обдало рукав Лозницкого синим веером чернильных брызг.

Фермерское хозяйство «Широкий надел»

Едва моторизованный путешественник отъезжает на сотню километров от Москвы, как он попадает в царство поросших бурьянами полей, насыщенных буреломами лесов, малонаселенных деревень, заброшенных скотных дворов и заболоченных торфоразработок. Это безраздельная вотчина дачных поселков, закрытых коттеджных территорий, экскурсионных комплексов и частных охотхозяйств. Из всего вышеперечисленного — только охотхозяйства по-настоящему пользуются землей и ведут на ней какую-либо деятельность, предполагающую полезную отдачу внешней среде. Остальные, огородив интересующие их наделы, без нужды не высовываются за отмеченные границы, хотя иногда прирезают к околицам оных фантастически доступные близлежащие гектары.

Будь иностранный турист поблагоразумнее — он бы не платил лишних денег за посещение таежных глухоманей, степных солончаков или тундровых мшаных топей. Между сотым километром, отсчитанным в любом направлении от столицы, и Сибирской глубинкой не прослеживается никакой разницы. И тут, и там над невозделанными пашнями и не газифицированными поселками витает угрюмый дух Столыпина, хохочет тень Салтыкова-Щедрина и кружится пепел второй части Гоголевских «Мертвых душ».

Не вполне приспособленный к калечным уездным дорогам «Рено» Лозницкого тащился по зыбучим рытвинам и ступенчатым колдобинам иноходью, будто попавший на опасные скалы неподкованный породистый жеребец. Его благородный мотор, фыркая и отдуваясь, показывал хозяину свое беспокойство за седока, одновременно напоминая о теперешней уязвимости собственного недюжинного здоровья. Приборная доска машины грустно мигала окошками сигнализаторов, смахивая со светящихся электронных значков навеянные тоской по гладким европейским автобанам горькие слезинки.

— Зачем ты это делаешь? — Наконец спросил раньше все время молчавший Влад. — Ты сумасшедший? Если надеешься отомстить за Ирокеза и Славку — тогда плохо представляешь, куда мы сейчас направляемся. Тебе там даже чихнуть бесконтрольно не дадут, не то что пистолет достать. Знаешь, Марат, я считал тебя мудрым и практичным человеком, а ты собираешься верхом на торпеде протаранить непотопляемый линкор. Прошлого не изменить. Неужели нельзя оставить его в покое и начать жить заново?

— Нет, нельзя.

Марат проигрывал в уме предстоящую сложную партию — разговоры с Лозницким мешали ему сосредоточиться и настроиться морально.

— Почему? — Не отставал Влад. — Возьми у меня деньги и будь навеки свободен. Отчего ты не желаешь одним махом снять с себя все оковы?

— Не твое дело.

— Мы оба оттуда живыми не выйдем…!

Лозницкий стукнул кулаком по рулевому колесу автомобиля и, будто вылезая из рубашки через ворот, натужено закрутил шеей.

— Выйдем. По крайней мере — я. — Марат поморщился. — Твоим покупателям нужен манускрипт, а мне — свобода и реабилитация.

— Это не в их силах. Семь лет прошло. Тут все поменялось, многие вчерашние князья и воеводы теперь властью не заведуют. Некоторые по норам прячутся, да последний хрен без соли доедают.

— Посмотрим.

Водитель неприятно скрипнул зубами и, не размыкая сведенных судорогой челюстей, хрипло выдавил:

— А не боишься, что я сейчас нажму на газ, крутану руль и выскочу вон с того моста в реку?

— Не боюсь. Ты, Владик, известный жизнелюб.

— Да, но не до такой степени, чтобы дорожить парой лишних часов перед расстрелом.

— Поглядим.

— Слушай, хочешь, я тебе лично обеспечу новые документы и выезд за кордон? И долю в бизнесе, кроме живых денег, дам. Когда устроишься где-нибудь в Канаде, станешь моим зарубежным инвестором…

— Нет. Ты ненадежный. Инвестировать нечистоплотного делового партнера не желаю.

— Презираешь? Мне в девяностые жрать было почти нечего. Я любым заработком не брезговал. На «Птичке» полудохлых черепашек реанимировал, в зоомагазины кормовых тараканов поставлял, в паре с Колькой торговцев «дурью» и «герычем» на бабки разводил. Будучи голодным образованным голодранцем, я ошибся, но теперь так не поступлю. Соглашайся, пока не поздно.

— Уже поздно. Ты кашу заварил крутую, ее до дна черпать придется. Долго еще?

Марат, разминая позвоночник, пошевелил плечами.

— Почти приехали.

Автомобиль свернул с шоссе и запрыгал по раздолбанной одноколейке. Потом вышел на грунтовку и, ныряя через покатые глинистые кочки дельфином, поплыл полями к далеким желтым огонькам.

— Что тут?

— Комплексное фермерское хозяйство «Широкий надел». Скотный двор, бойня, птичник, мехколонна, административное здание, поселение для постоянных работников.

— Усадьба в лучших традициях американской сельской мечты?

— Что-то типа того.

Впереди показался длинный сетчатый забор и капитальные железные ворота, справа от которых располагалась деревянная смотровая вышка. На ее крытой шифером верхней площадке, локтями опершись о перила, стоя курил щуплый небритый человек в замызганной зеленой фетровой шляпе. Рабочая куртка, штаны и сапоги мужчины находились в том состоянии носки, о котором отдельные острословы говорят: не один в них помер. Богатым фермерское хозяйство, судя по одежде сельчанина, назвать было нельзя.