Вячеслав Денисов - Остров. Забытые заживо

– Ну, что вы… Подделка документов – это прерогатива специалистов высшего уровня. А мы, убийцы, просто неудачники, – и Гоша улыбнулся.

– Господа, я вам не мешаю? – спросил доктор у Макарова по-английски.

– Извините. Вы можете запросто участвовать в беседе, доктор, – улыбка Гоши растаяла на губах. Казалось, ему безразлично удивление, с которым было встречено его умение свободно говорить на языке До- нована. – Я – профессор, почетный член Оксфордского университета. И я только что сообщил мистеру Макарову, что сидел в тюрьме.

– Наверное, вас упекли туда недоброжелатели? – Исходя пбтом, уставший до предела Донован все-таки старался быть учтивым…

¦ ¦ *

– Какой смысл сейчас вспоминать это? – проговорил Гоша, поднимая лицо к палящему солнцу. – Сейчас лучше бы поточнее обозначить цель нашего путешествия.

– Вы что, не в первый раз на этом острове? – съерничал Макаров. Говорили теперь они по-английски, чтобы Донован не чувствовал себя одиноко.

– Почему вы так решили? Я здесь впервые.

– Тогда как бы вы сформулировали конечную цель нашей вылазки? – Подойдя к Гоше, Макаров взял его за локоть. – У меня там, на берегу, остался сын. И мне плевать, что станется со мною. Но я должен найти еду, сносное жилье и, если посчастливится, людей, которые, быть может, здесь просто отдыхают и понятия не имеют о шутке, которую сотворила с нами команда «Кассандры».

Гоша посмотрел мимо Макарова и подал руку Доно- вану, чтобы тот смог взобраться вслед за ними на уступ.

На остров наползла черная туча. Края ее просвечивали серебром, и чем дальше туча надвигалась на остров, тем меньше был поток падающих на сушу лучей света. Макаров с высоты полета мелкой птахи видел, как движется по острову густая тень – медленно, накрывая зелень темным одеялом, пожирая цвет и видимые мелочи рельефа.

Они перешли вершину холма, спустились вниз и теперь поднимались на следующий холм. Когда взобрались на него, лагуна открылась для них с восточной стороны. Словно пущенные детской рукой кораблики, по глади ее плавали огромные черепахи.

– Не уезжал бы отсюда, когда бы хотел умереть, – пробурчал доктор, выбиваясь из сил, но все-таки стараясь держаться как можно бодрее. – Послушайте, мистер Гоша… странное имя… Вы не находите?

– Здесь у всех странные имена, доктор Георгий, – подсказал тот, упрощая отношения до максимума.

– Спасибо… Тезка, получается… – обнаружил в себе лингвистические задатки Донован. – Так вот, Джордж, я хотел вас спросить… Не пили ли вы в последнюю ночь на корабле кофе?

Макаров остановился. Ветер шевелил густую траву, пыль на вершине холма то и дело взвивалась столбом и оседала на мокром от пота лице. Капли стекали по щекам, прорезывая в пыли каналы, белки глаз покраснели от соли.

– Кофе? – переспросил Гоша.

– Дело в том, что у меня есть подозрение…

– Вы тоже не стали пить тот кофе? – оживился Гоша.

– В каком смысле – тоже не стал?… – резко спросил Макаров.

Справа в пятидесяти метрах от него, в лесу, качнулась ветка. Ее не качнула взлетевшая птица, ветка словно бы шевельнулась сама собой.

Донован, опешив, машинально повторил жест, который должен был сделать человек, отпустив ветку, которая мешала ему смотреть на поляну.

Макаров выдернул из-за пояса пистолет и, стремительно перепрыгивая через камни и углубления в земле, метнулся к лесу. Тень тучи слилась с джунглями, ощутимо повеяло холодком, лес стал окрашиваться в серые тона…

Почувствовав, как по его спине побежали мурашки, Гоша увидел то, что не мог видеть, подбежав уже вплотную к зарослям, Макаров…

В глубь леса словно уползала огромная змея. Верхушки деревьев судорожно встряхивались, указывая путь существа – человека ли, животного, – прокладывающего себе дорогу в густом, поросшем лианами лесу…

– Капитан!… – закричал Гоша, видя куда больше подслеповатого Донована. – Вернись!… – уже совсем дико закричал он, замечая по верхушкам деревьев, как из глубины леса, сходясь к опушке клином, к Макарову приближаются три или четыре непонятных волны… – Да что здесь происходит?! Макаров!…

Он бросился вслед за капитаном, но Донован, мертвой хваткой вцепившись ему в руку, с разбегу повалил его в траву.

– Что ты делаешь? – крикнул Гоша, изумленный неожиданной силой доктора. Поднимаясь с травы и скользя по ней ногами, он вдруг обмяк и рухнул на колени.

Донован смотрел на него пустым, ледяным взглядом…

Макарову просто некуда было деваться.

Он бежал меж деревьев, проскальзывая меж ними, голоствольными, как сквозь толпу внезапно остановившейся демонстрации геев. Врезаясь в них плечами, когда не справлялся со скоростью, он обдирал кожу и больно ушибался. Он бежал, как бежит человек, которому нечего, кроме жизни, терять, а отдавать ее, последнюю, совсем не хотелось.

Едва он вошел в лес и в надежде настигнуть что-то, что смутно рисовалось в его воображении человеком, пробежал метров пятьдесят – вряд ли ему удалось пройти больше, – Макаров понял, что совершил ошибку. Сначала он услышал непонятный шум и не обратил на него внимания. И зря. Рассудительность снова ожила в нем, когда он сообразил, что этот шум не удаляется от него, что он не результат движений всего одного существа, а что шум этот стремительно приближается и что у него много векторов. И уже не нужно было быть математиком, чтобы определить точку пересечения этих векторов.

Все они сходились на нем.

Он развернулся, чтобы броситься обратно, но в этот момент понял, что выведет этот зловещий шум прямо на Гошу и доктора. В лесу сразу стало темно. Встав между солнцем и землей, туча охладила пыл певчих птиц и пробудила вокальные способности лягушек. Кто-то из последних несколько раз неуверенно пролепетал, другие подхватили, и после этого Макаров перестал обращать на это внимание.

Ему не оставалось ничего другого, как развернуться и, ломая ногами сухие ветви, разбрасывая в стороны повисшие соплями лианы, побежать вдоль опушки.

Левый рукав его белой сорочки был насквозь пропитан кровью, в правой он сжимал пистолет. На сияющий вороненой сталью «вальтер» Франческо стекала кровь с кисти капитана, и от быстрого бега она каплями рассыпалась по изумрудно-зеленой листве. Он бежал и не знал, что ему делать.

Он не думал о том, что рано или поздно смерть на- стигнет его, – он был оглушен погоней и ничего не понимал. Макарову было бы куда легче, если бы он видел тех, кто гнался за ним. А в том, что за ним кто-то гонится, он уже не сомневался. Но вместо изображения, без которого, казалось, страх неполон, был включен только звук. И Макаров убедился, что звук без картинки страшнее всего, что ему доводилось ощущать за свою жизнь. Хруст и треск ломаемого сухого дерева, шелест приминаемой травы, шорох пальмовых веток – все это имело какой-то смысл. Неведомый ему ранее страх вырвался из накрепко запертой ниши коридоров его мужества и, набирая силу, стал неумолимо накрывать его с головой.