Вячеслав Рогожин - Предел совершенства

Предел совершенства

— Эй, блин кособокий! А сочини-ка мне стопарь чего-нибудь покрепче.

— Вредно!

— Так ты подлечи. Подлечи!

— А не по правилам!

— Да блин… Какие правила! Нас же здесь всего двое.

— Сам блин. А я уже стартую!

И впрямь, за широким окном шаланды деревья, дома, люди — все словно сминается, проседает само в себя. Крыша ближайшей трехсотэтажки проскользнула мимо окна — вниз, вниз. Пару мгновений спустя и облака подобно тончайшим обрывкам бумаги опали, выстлали молочно-белыми завитками теперь уже абсолютно гладкую земную поверхность. Близко, метра три, не более, да только моей линейкой меренных, что называется. Там, вовне, за пределом наведенной анизотропии, в каждый мой метр уже сейчас километров по семь влезает. То ли еще будет. Легкая вибрация корпуса, это центробежная сила оторвала шхуну от стартовой площадки, и абсолютно плоский блин Земли, наверное, именно так воображали ее наши предки, затерялся в космических далях. Звезды ярко вспыхнули и словно приблизились, теперь точно ягоды на брусничной поляне. А корабль, уже не странная, кривоватая лепешка, а длинная-длинная спица, с орбиту Плутона, не меньше, преодолевает первые световые секунды… Часы… Недели…

И все же что за болван сочинил эти правила? Кретин. Садист поганый. Ну почему лишь после окончательного разгона? Может, раньше оно и было оправдано. Очень давно, когда пилоты сами отслеживали цифири на показометрах. Но теперь-то… Убил бы гадину! Весь кайф обломал на столетия вперед, зараза. Воистину все руководства написаны через «ять»!

— Эй, шаланда, плесни хотя бы кофе!

— Горячего?

— Да!

— На какую часть организма?

И что за крейзолог придумал машине чувство юмора? И ладно бы придумал. Так ведь обосновал еще «необходимость эмоционального режима транспортной техники при составе экипажа в одну мыслящую единицу».

— Кончай придуриваться. Кофе, пли-из.

— Ну, если только пли-из…

Из пола медленно проросла тонкая, прозрачная трубочка и потянулась ко рту.

— Чашечку, балда!

— Ничем не угодишь… Как пиво, так через соломинку. Как кофе, так из чашки, — заворчала транспортная техника в ответ на капризы мыслящей единицы.

— А водку из стопки! Ясно?

— Барда-а-ак!

Трубка съежилась, набухла тяжелым бутоном и вдруг раскрылась в изящный столик, в центре которого наблюдалась маленькая чашечка ароматного напитка.

— Сразу бы…

— Я — шхуна! Корабль дальнего следования, между прочим, а не официант. — Вголосе Корабля Дальнего Следования послышалась легкая обида.

— Давай, давай… Не фиг выпендриваться. Выходи на крейсерский режим. Нас люди ждут.

— Ждут… Ну-ну! Они так еще лет двести ждать могут. Жмурики времени не замечают.

— Чайники!

— Какая разница…

Говорят, на самом закате прошедшей эпохи, когда методика пространственной анизотропии применялась лишь для гашения инерции, в моду вошел весьма своеобразный способ сводить счеты с жизнью. Не суицид, конечно же, нет! Скорее, наоборот. В стремлении убежать от естественной смерти некоторые авантюристы «ныряли в вечность», сжигая материю кораблей в непрерывном разгоне, и воочию наблюдали, как Вселенная стягивается в тонкий, огненный пласт, как взрываются звезды и появляются новые светила. Известно же, при чудовищном разгоне внешние процессы мчатся в бешеном темпе по отношению к часам балбеса, вздумавшего бросить времени вызов. Отловили недавно в космических далях одного такого оболтуса. Морда небритая, глаза горят, скорчился в углу каюты, трясется, как на вибромассажере, и тушенку из жестяной банки ногтями выуживает. Старые-то механизмы анизотропии с глючком были, микронеоднородности инерциального поля, одни нейроны в невесомости, другие плющит не по-детски… Едва объяснили несчастному хронику, а «хронос», как известно, это и есть время, что за месяц его драйва во Вселенной два века миновало.

Да, что и говорить, сейчас условия для галактических путешественников не в пример более приятные. Врубаешь луч наведения анизотропии внешней и летишь в искаженном эфире, без каких бы то ни было увязок на древние, весьма и весьма относительные теории. Но главное, игры с вечностью перешли совсем в иную форму.

— Эй, катафалк летучий! Доложить о состоянии груза!

— Это ты кого? Это ты меня… — оскорбилась шхуна.

— Отставить! — жестко обрываю обиженные причитания посудины. — Докладывай!

— Роуз Крон-Тебель, родилась 23 сентября две тысячи сто тридцатого года, некроз недельной давности, состояние без перемен, Валентин Евгеньевич Соколов, год рождения две тысячи сто сорок третий, некроз недельной давности, состояние без перемен, Торна Вирис…

— Стоп, стоп, стоп… Общее состояние груза!

— Тринадцать единиц. Некроз недельной давности. Состояние без перемен. Капитан. Один. Грубая скотина. Актуальный скандалист, хронический алкоголик…

— Отставить ругать капитана! А то в эротический режим переведу.

— Заведи подружку. Пусть она тебе мозги полощет.

На стене тут же оформилось рельефное изображение. Нечто вроде Венеры Милосской, только буфера побольше и зрачки вместо сосков. Да, рука еще. Одна. С медузообразными мозгами на ладони. Нечего сказать, машинный юмор!

— Ага. Поостри. А я передохну чуток.

— Много тут вас. Отдыхающих… — ухмыльнулась шхуна. — Ты, кстати, водочки заказывал!

— А что, уже можно?!

— Давно можно! За окошко глянь, первую звезду минут пять как пролетели.

— Садистка! Что ж ты раньше…

Перед носом нарочито медленно раскрылся новый столик с граненой стопкой, до краев наполненной вожделенной жидкостью…

— Ну, за медицину!

Тело излечить не трудно. При желании хоть полная регенерация. Другое дело, алкоголизм. Это уже душевная проблема. Тоже, конечно, лечится, но ведь с ним сживаешься, он становится частью натуры — свой, родной, никому не отдам! Одна из прикольных фишек, подчеркивающих индивидуальность на фоне простых обывателей. Я уже три тела вусмерть споил, сейчас четвертое донашиваю, у меня теперь целая коллекция меня за стеклянной стеной в комнате экспонирована! Рожи… Красно-синие, с бурыми мешками под глазами. У одного — шнобель пористый, в красную крапинку. Загляденье!

— Шхуна! Еще водки!

— Бу сде… А что это ты там бормочешь? Горячка? Неужто, белая? Так я чертиков подброшу. Зелененьких. Не, тоже беленьких. Чтоб самому раскрасить.

— Отвянь. Али не видишь? С умным человеком разговариваю!

— Так тут же нет никого…