Раиса Крапп - Ночь Веды

— Алена… Алена… — из последних сил вытолкнул Ярин мольбу из ссохшегося горла.

Она будто в себя пришла, брови дернулись — не то в удивлении, не то в испуге… Больше Ярин не помнил ничего, пришел в себя далеко за селом. Все тело стонет, как в драке остервенелой избитое, руки, в которых Алену сжимал, жжет огнем нестерпимым — сунул бы в ключ студеный, да держал так. Еле домой приплелся и, ни с кем слова ни молвя, не раздеваясь, рухнул на постель и до утра в сон, как в беспамятство провалился.

Часть пятая

которая вводит читателя в заблуждение

На утро удивительное произошло — будто совсем другой человек в Ярине проснулся. Перестал с компанией своей злые озорства озоровать, да во дурном хмелю по деревне колобродить. За околицу на игрища стал часто ходить. По первому времени косились на него парни, девки десятой стороной обходили, но немного времени понадобилось, чтоб заприметили все — никого он не видит кроме Алены и никто ему не надобен кроме нее. И привыкли скоро, что наравне со всеми он в горелки да в «Месяц ясный» играет, шутит славно, а то и песню заведет несильным своим, но столь приятным голосом. Алене же в рот глядит, словечко каждое ловит.

В деревне перемена эта чудесная так же людского внимания не миновала. И если сначала тоже не верили, что Ярин и впрямь, за ум взялся, то очень скоро говорить начали, что «Ярин-то, поди-ка ты, перебесился. Да и то правда, что срок уж, пора — однолетки его сынков да дочек пестуют, время и ему мужем стать, детей народить».

Поверили все в удивительную перемену, одна Алена верить не хотела. Была она с Ярином холодна, насмешлива. Шли дни, и недели, и месяцы, но не приблизили они Ярина к ней ни на капельку, была Алена все так же далека от него, как в тот день, в избушке Велининой. И сельчане — кто осуждал уже Аленину неприступность, кто в толк взять не мог, чего надо ей еще, когда такой парень за ней телком покорным ходит.

Как-то раз встретил Ярин ее далеко за деревней. Знал, что Алену в соседнюю деревню к хворой бабе позвали, и ждал терпеливо у тропинки, по которой ей возвращаться не миновать. До сумерек ждал. Заслыша шелест травы под легкими шагами, быстро из травы встал.

— Ярин? — насмешливо удивилась Алена. — Ты никак меня поджидаешь?

— Кого же еще? Темнеет уж, а тебя нету все, что долго так?

— Да я тебе ни рано, ни поздно не обещалась, — на миг приостановившись, Алена дальше пошла.

— Постой, — чуть тронул ее за руку Ярин. — Постой, Алена, поговори со мной.

Остановилась Алена, голову чуть назад повернула.

— Скажи, сколь еще мне собачонкой за тобою бегать?

— Почему меня об том спрашиваешь? — чуть приподняла бровь Алена. — Как надоест, так и перестанешь.

— Не шути так, — несмело положил он ей руки на плечи, к себе повернул. — Не шути так, Алена. Мне день без тебя не мил, свет клином на тебе сошелся. А ты к собаке добрее, чем ко мне — ее погладишь, мне и завидно. Хошь, перед всей деревней на колени встану, повинюсь перед тобой?

— На што мне? Гордыню свою потешить хочешь.

— Гордыню?! Алена! Где она, гордыня моя? Спалила ты ее в избушке старухиной… Теперь одна ты, всюду ты! Жизнь мне без тебя не мила! Выходи за меня! На руках носить буду, вместо иконы посажу и ветру дохнуть не дам. Только словечко скажи, — завтра же сватов зашлю.

Екнуло сердце Аленино от напоминания про встречу в избушке, про то, что она тогда с Ярином сотворила… Но в лице ни одна жилочка не дрогнула.

— Ох, Ярин, Ярин, — покачала она головой. — Вижу, и сам веришь словам своим. Только ложь все, слова твои.

— Нет!

— Да.

— Как же ложь, Алена, если меня то в холод бросает, то словно в огне адовом горю?! Ты насмешку мимоходом кинешь, а у меня в глазах темно!

— Вот то — правда. Не привык ты, чтоб в тебя — насмешкой, не привык с отказом мириться. До сих пор брал все, что приглянулось, не глядя, твое оно или чье. Хочешь и впредь чтоб так было, этого добиваешься, а не любви моей.

— Алена!.. — сокрушенно мотает Ярин головой.

— Понимаю про тебя все, Ярин, вижу. Не любишь ты меня, не обманывайся. Ведома тебе одна только любовь, к самому себе. Все остальное — ей в угоду.

— Ох, Алена… Неужто понимаешь ты про меня больше, чем я сам знаю? Так не может быть. Не твоя душа стонет — моя, и не твое сердце болит. Испытай чем хочешь, все стерплю. Все равно хуже да больней, чем сейчас, быть не может. Только скажи, что потом моей будешь. И я через что хочешь пройду.

— Нет.

Ярин коленями на траву опустился.

— Посмотри на меня. И теперь гордыню видишь? Посмотри в глаза мои лгут ли? Мне жизни без тебя нет, Алена, как не видишь ты? — Он опустил голову, глянул на свои руки, усмехнулся. — Руки мои не знают, что такое ласкать. Научи. Правда твоя, никогда ничего и никому не давал, брал только. А тебе хочу все отдать, и жизнь саму, и душу. Хочешь, до самого дому тебя понесу, и не отпущу больше, так вот через всю жизнь и буду нести в радости безмерной.

Близко глаза Ярина, он на коленях, а лицо к лицу с Аленой. Смотрит Алена в его больные глаза, но в голосе тот же холод.

— Теперь меня послушай, в какой безмерной радости пребывала бы я, стань женою твоей. Не простил ты, что тебе, Ярину, пришлось девке покориться. И сладко тебе сейчас ломать гордость свою, на коленях молить. Потому, что знаешь — едва добьешься своего, спросишь за каждый миг, все назад вернешь. Теперь все, Ярин, довольно, меня матушка заждалась. Живи как знаешь, как хочешь. А разговор наш тот, старый, крепко помни.

Повернулась Алена спиной к Ярину, да прочь пошла.

— От судьбы не убежишь, Алена, как бы ты от меня ни бежала, проговорил ей вслед Ярин, но она больше не обернулась.

Вскоре после этого разговора и появился в селе Лебяжьем пришлый человек Иван. В первый же день все увидали его — стадо через всю деревню гнал, ни один двор, почитай, не миновал. Приглянулся он сельчанам простотой да веселостью своей, открытым лицом, улыбкой белозубой. Глядя на него, человек и сам невольно улыбкой отвечал, а улыбнулся — и печаль-забота отлетела. Иван дальше шел упругой, легкой походкой — словно и не пас стадо целый день, а селянин невольно вслед смотрел, глазами провожал, «Хороший человек», думал.

И Ярин эдак же смотрел, только с другими мыслями. Да вроде и мыслей никаких таких особых не пришло, только не понравился Ярину новый пастух, были Ярин и Иван совсем разные, как день и ночь, тепло и холод. И непонятно отчего, но помрачнело на душе у Ярина.

А вот когда свечерело, и пастух заявился на игрища — перетукнуло Яриново сердце по-недоброму. И ничего не значило то, что привела его Любица. Если дурочка эта виды на приблудного имела, то зря, ой зря! Не пара они. А вот Алена… Ох, как ждал Ярин Алену сегодня. Надо было увидеть ему, как посмотрят друг на друга эти двое, боле и не надо, чтоб понять Ярину, опасный ему этот человек, аль можно плюнуть, да забыть.