Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
На фотографиях он всюду выглядел грустным. И в молодости, и сейчас, когда ему исполнилось шестьдесят с хвостиком. Даже когда улыбался, взгляд все равно был грустный, плечи опущены, да и вся поза такая – закрытая.
Тяжело с Моренко будет. Наверняка сразу же напьется и начнет вспоминать годы славы, горевать об упущенных возможностях, надменно покажет какие-нибудь медальки и грамоты и потом потащит Надю по улочкам, станет показывать дома, садики, школы, где он учился, жил, влюблялся и чего-то там еще делал.
У набережной особенно звонко что-то взвизгнуло, потом загромыхало, Надя отвлеклась и поспешила к деревянным перилам следом за другими зеваками.
На плоском пятачке берега, метрах в пяти от палаток готовящегося фестиваля поднималась гигантская голова. Сначала Наде показалось, что это какой-то монстр с фиолетовым распухшим лицом, с вывалившимся языком между огромных губ, пятиглазый и двуносый, весь искореженный и изъеденный, а вместо волос у него червяки. Ветер донес запах свежей краски. Солнечные блики упали на голову, и стало ясно, что это поделка из поролона или что-то вроде того. Голова водяного, похожего на персонажа из старого мультфильма «Летучий корабль». Причем потрепанная голова, в трещинках и с катышками краски, сползающей по носу и глазам. Его вроде бы покрасили заново, но плохо и дешево. Несколько человек поднимали голову на деревянные подмостки при помощи веревок.
– Наша достопримечательность, – сказала какая-то старушка, стоящая рядом с Надей. – Речной Царь, стоит у нас тут до сентября, притягивает, значит, рыб и сомов. Чтобы клев у всех был отличный. Ты, девонька, не забудь что-нибудь сладенькое ему преподнести. Он сладенькое любит.
– Кто? – не сразу сообразила Надя.
– Царь, царь, девонька. Сладостей на илистом дне маловато. Ты не зли его. А то увидит эти твои глазищи и утащит вместо меда или бананов.
Старушка зачем-то перекрестилась, причем снизу вверх, от пупка ко лбу, и пошла по променаду в сторону спуска к реке.
Глава вторая
Моренко не выглядел на шестьдесят, а где-то на полтинник с небольшим хвостиком. Скорее всего, виной (а вернее, получается, похвалой) были худоба и выбритость.
Надя поглядывала на Моренко в зеркало заднего вида, как он развалился на сиденье и смотрит в окно, почти не моргая и время от времени растирая лоб длинными пальцами. Морщин почти нет, разве что глубокая вертикальная на переносице, длинные волосы едва седые. А вот взгляд уставший и веки припухлые, это не от недосыпа, а как раз от возраста.
– Разрешите закурить? – спросил он и тут же запустил руку во внутренний карман старенькой кожаной куртки.
Это были его первые слова после невнятного приветствия на вокзале. По сути, он вообще ничего и не сказал, когда Надя его встретила. Кивнул, что-то буркнул и зашагал рядом с ней, сутулый, задумчивый и хмурый. В руке – кожаный портфель из какого-то махрового средневековья, когда Ленин был еще молодой. Образ не вязался с музыкой совершенно. В музыке был нерв – а тут рука в кармане и шарканье ботинок. Там накал инструментальной страсти – а тут желтоватые зубы и опущенная голова. Член политбюро.
– Окно только откройте.
Моренко закурил «ашку» зеленого цвета, и в салоне запахло грушей. Интересно, почему не обычную сигарету? Подходило бы под стереотип.
– Вы сами не курите? – спросил он негромко.
– Пробовала, не понравилось. Да и дорого, знаете ли…
Он кивнул, снова уставился на улицу. Надя ждала, что Моренко продолжит диалог, но он молчал до гостиницы. И, в общем-то, молчал и по приезде. На ресепшене его узнали. Две молоденькие девушки щебетали что-то, просили автографы и сфотографироваться. Моренко устало улыбался, похожий на рок-звезду из фильмов, но не вынимал руку из кармана, не ставил портфель и то ли нервничал, то ли злился, непонятно. Надя решила, что это у него реакция на городок. Что-то вроде аллергии. Вот ты гремишь на весь необъятный СССР, а вот тебя зовут в глухомань на берегу Волги. У кого угодно сыпь по телу пойдет.
– У вас все включено. Завтрак, обед и ужин, – говорила Надя, когда поднимались на лифте. – Напитки тоже. Не стесняйтесь вызывать ресепшен, если нужно. Администрация платит.
Он пускал ноздрями белый дым, разглядывал носки собственных ботинок.
– Вот мой телефон, всегда на связи. Обращайтесь по любому поводу, я с вами на все три дня, готова помочь, подсказать, решать вопросы разные.
Остановились возле номера. Моренко взял протянутую визитку, снова неразборчиво хмыкнул и скрылся за дверью вместе с настроением, запахом груши и портфелем. Было слышно, как он там ходит, поскрипывая старым паркетом.
В общем, так себе первая встреча.
Уже на улице Надя включила композицию Моренко, чтобы лишний раз убедиться: в старике нет ничего от его музыки. Хотя такое часто случается с творческими людьми. Поговаривают, что детские писатели терпеть не могут общаться с детьми и вообще злые и эгоистичные люди. Режиссеры глубоких мелодрам, от которых слезы на глазах, избивают своих жен. А какие-то там панки-музыканты на самом деле веганы, пьют миндальное молоко и не ругаются матом.
Куда катится жизнь.
В ушах стучали барабаны, переливалась фортепианная мелодия, то поднимая Надю на волнах радости, то опуская в глубины грусти. Она приземлилась на лавочку с видом на Волгу, так, чтобы летнее солнце не жарило в лицо, и прикрыла глаза. Нужно, конечно, возвращаться в администрацию, написать отчет, но именно сейчас хотелось просто немного посидеть.
Едва композиция завершилась (затихающие один за другим инструменты и финальный гитарный перебор, поставивший точку), зазвонил телефон.
– Надежда? Это Николай Моренко. Извините, что отвлекаю…
– В номере чего-то не хватает? Воды? Меню?..
– Нет, нет. Тут все хорошо, спасибо. Я подумал… тут из окна, знаете, Волга. Новая набережная, красивая, спуск. Я бы хотел прогуляться. Не хотите составить мне компанию?
– Сейчас?
– Если вас не затруднит.
– Конечно, хорошо. Я тут недалеко, спускайтесь.
Моренко даже не переоделся, так и вышел, держа руки в карманах. Щурясь, оглядел улицу и зашагал к набережной через парк. Надя шла рядом, не зная, как начать разговор и надо ли вообще начинать. Наконец Моренко произнес:
– Вы не местная, верно?
Они как раз миновали детскую площадку, мимо лавочек, где кучковались подростки, и по тропинке спустились к деревянным подмосткам. По Волге проплывал белый теплоход, гремя музыкой и караоке. Набережная
