Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Типичный Ранников Семен, подумала Надя. Сорок лет, ума нет. Взрослый, умный, серьезный. Два метра ростом, широкий в плечах – Надя в его объятиях всегда ощущала себя куклой, – коротко стриженный и с первого взгляда похожий на бандита из фильмов про девяностые. Но это с первого, а если задержать взгляд на его красивом вытянутом лице, поймать взгляд голубых глаз, то сразу становится понятно, что никакой Ранников не бандит, а просто богатырь от роду, в отца, а по характеру совсем другой: мягкий, податливый ребенок, застрявший во взрослом теле. Уж она-то хорошо знала. Серьезные решения он принимать точно не мог.
– Соскучился, Надьк, – сказал Ранников, нависнув над ней, запустив руки в карманы брюк. Белая рубашка вылезла наполовину из-за ремня.
– И я соскучилась, – сказала Надя и, поднявшись, привычными движениями, как ухаживают матери за детьми, вправила Ранникову рубашку обратно, пригладила складки. – Ну как ты тут, обжился?
Ранников умотал в Бореево две недели назад. Так условились, сначала он, потом Надя. Ей предстояло закончить дела в администрации Ярославля, закрыть по документам несколько задач, подать отчет о проделанной работе, все эти новомодные KPI. А Ранникову нужно было быстро исчезнуть с глаз долой. Условились – и разъехались. Почти не переписывались, разве что по работе, а еще желали друг другу доброго утра и доброй ночи и пару раз устраивали созвоны по видеосвязи.
Надя соскучилась страшно, но сейчас вот посмотрела на Ранникова и поняла, что вместе с радостью возвращаются и все остальные эмоции, которые успели притупиться за две недели. Плохо это, конечно, но ничего не поделать.
– Обжился, – сказал Ранников, поглаживая Надю по плечу. – Трешку снял тут неподалеку. Трешки вообще в дефиците, представляешь? Город мелкий, квартир мало, а с частными домами связываться не хочу. Что я там буду делать? Забор красить, двор выметать? В общем, трешка норм, все поместились. Марта воет целыми днями, что ей тут не нравится, а Ленка заперлась в одной из комнат и вылезает только на еду. Хер знает, что с ними делать.
Надя поморщилась. Вот оно, кольнуло под сердцем.
– Давай без подробностей, – попросила она.
– Извини, – буркнул Ранников. – Ну ты же понимаешь, Надьк, я не мог их оставить в Ярославле. Тупо как-то: поехал на новую работу, а жену и дочь оставил там.
– Мог бы развестись. Например, год назад или еще когда.
Она почувствовала сухость слов, сдержалась, чтобы не выпалить что-нибудь едкое, колкое. Знала ведь, что если чуть надавит, то Ранников тут же начнет извиняться, бухнется в колени, заведет эту свою шарманку, что все сложно, что развестись он в данный момент не может, с женой у него подвязки по бизнесу, а у дочки будет моральная травма. Как по шаблону, в общем, Надя знала, знала и поэтому-то и сдержалась. Закатывать сцены она забросила. Смысла в них никакого, сама дура, тащится за женатым мужиком второй год.
– Надьк… – Ранников погладил ее по голове, заглянул в глаза. – Ну не дуй губы, солнце. Ну что ты… Мы же обсуждали много раз… Я соскучился. Снилась, понимаешь. Без тебя никак.
– Все хорошо. – Она упала обратно в кресло. – Доехала без проблем, заселилась. Спасибо за квартиру. Не трешка, конечно, но милая. Можешь вечером заехать посмотреть.
В груди колотило, но голос, слава богу, не дрожал. Надя научилась неплохо контролировать вспышки то ли ревности, то ли обиды. Пара минут, и пройдет.
– Сегодня никак, – ответил Ранников. – Кипиш тут, я рассказывал. Ждем рано утром большого гостя из Москвы. Ты, между прочим, тоже участвуешь.
– В кипише?
– Ага. Через три дня фестиваль «Песня летит над Волгой», сто лет со дня чего-то там, я еще не вникал. На мне – организация со стороны администрации, местная жаба назначила. Приезжает сам Николай Евгеньевич Моренко, заслуженный артист, музыкант и все такое. Надо его встретить, выгулять, повозить тут везде, чтобы не скучал, ну и сопровождать. Вот это будет твоя задача.
Ранников виновато развел руками.
– Надьк, давай завтра расквитаемся с этим Николаем, и вечером я у тебя, хорошо? Не обижайся, ну. Я две недели скачу как вошь на сковородке. С меня начальство третью шкуру спускает с фестивалем долбаным. Типа проверка. Я же, считай, ссыльный, все на меня смотрят как на беглеца из Ярославля.
– Так не надо было сбегать. – Сухость в голосе все еще сохранялась.
– А как бы иначе? Увольняться? В моей ситуации либо увольняться, либо на дно залечь. А тут как раз вышли с предложением.
– Некоторые увольняются и потом работают на приличных работах.
– Ну это, не перебарщивай, – буркнул Ранников.
Надя смягчилась.
– Ладно, что там за Николай Моренко? Когда приезжает, как выглядит, куда везти? Давай, займусь. Кабинет у меня есть?
– Напротив моего. – Ранников оживился. – Каморка форменная, но уютная. Окно большое, солнечная сторона. Пойдем.
Перед выходом из кабинета он украдкой поцеловал Надю в шею, обнял, но уже в коридоре громогласно и по-деловому начал вещать:
– Значит, посмотри в Интернете, этот Моренко – выдающийся музыкант и композитор. Родом из Бореево, между прочим, поэтому согласился приехать и выступить этим, как его, хедлайнером. У тебя на столе вся информация по приезду. Тут девочки уже оформили бронь в гостинице, служебный автомобиль предоставлен, загляни за документами и подготовь все как положено.
Он отворил дверь напротив, пропустил Надю и вошел сам. Тут же убавил громкость голоса до минимума, снова обнял.
– Короче, Надьк, не вздумай обижаться. Я скучал, сходил с ума и все такое. Ну. Это тебе, побежал, поцеловал.
Он и правда поцеловал и сбежал. Надя осталась одна в каморке, где овальный стол занимал почти девяносто процентов пространства. На столе валялись папки-скоросшиватели, три штуки, и стояла ваза с огромным букетом красных роз.
– Ох, Ранников, – пробурчала Надя. Она любила белые розы.
Под цветами лежала коробочка «Рафаэлло». Надя распаковала, съела подряд несколько, стоя у окна и разглядывая набережную. Интересно, как эти конфетки прочно вошли в привычку, когда вроде бы уже и вкус приелся, и дефицита нет, и каждый может купить себе в любой «Пятерочке» хоть десять пачек за раз, а все равно мужики подсовывают коробочку вместе с букетом цветов, и сразу на душе праздник. Ну, может, и не праздник, но
