Слеза Василиска (СИ) - Шитова Екатерина
– Ты пока спал, тебе старуху привезли. Иди-ка проверь.
Я окончательно проснулся и решил, что бабулька не иначе как чокнулась умом. Но мне все равно уже нужно было возвращаться на свое рабочее место, поэтому я поднялся с земли и пошел к длинному, на первый взгляд мрачному и унылому, зданию морга.
– Куль-то мой на-ка, возьми! – закричала старушка.
Я махнул рукой и нетерпеливо схватил из ее руки мешок с тряпьем. Если что, брошу в ветошь, будет потом, чем распиленные черепушки набивать.
– Для Евдокии Герасимовой! – прокричала старушка перед тем, как я скрылся в дверях.
Понятное дело, никакого нового тела на приемке не было, не могли его выгрузить без моего участия, да и не мог я проспать звучное тарахтение нашей старой, как мир, труповозки. Бросив мешок на пол, я пошёл в ординаторскую, чтобы выпить воды, но тут вдруг услышал этот до боли знакомый звук. Я его узнал бы из миллиона подобных – это был отчаянно жужжащий мотор труповозки. В нашем городишке она была единственным транспортом для мертвых.
Я вышел на улицу, поздоровался с труповозом Гришей, славным, весёлым парнем, который вовсе не обижался на прозвище «труповоз».
– Старушку привез сегодня тебе, Антоха! Две недели в своей квартире пролежала, а сегодня вот сын её вышел, наконец, из запоя и решил навестить матушку. Да только поздно, матушка-то в мумию египетскую превратилась.
Гриша захохотал громко и раскатисто, я даже вздрогнул от звука его голоса.
– Представляешь, даже не пахнет! – удивленно воскликнул Гриша, когда мы перекладывали тело с носилок на пол.
Он ещё о чем-то болтал без умолку, но я его уже не слушал, погрузившись в свои мысли. Старуха, которая умерла две недели назад была как две капли воды похожа на ту, что приходила к моргу за пару минут до приезда труповозки. Забрав документы, я даже не удивился, что имя покойной по паспорту было Евдокия Герасимова. Не удивился, но мурашки по спине все равно пробежали. Освободив мёртвое тело от одежды, я подписал на тонкой, прозрачной, словно бумага, коже, номер, а потом аккуратно положил на обвисшую грудь умершей пакет с одеждой.
– Не переживай, бабуся, завтра одену тебя честь по чести, – сказал я и зачем-то положил свою ладонь на высохшую руку старухи. Сын, кстати, соизволил забрать тело матери из морга только спустя неделю.
***
Единственное, к чему я так и не привык, работая в морге, – запах. Поначалу он был для меня просто невыносим, потом стал более-менее сносным, но все равно вызывал отвращение до комка в горле. Мои напарники, отработавшие в морге по тридцать лет, говорили, что запаха уже совсем не чуют – формальдегид со временем разъел все рецепторы в носу. А у меня пока что не было ни одной смены, чтобы я не чувствовал трупного духа, который мы, как могли, глушили формалином. Закончив смену, я каждый раз мылся в душе по полчаса, с остервенением тер губкой тело, и все равно мне казалось, что запах гнили исходит от меня самого.
Но сейчас я стал гораздо терпимее относиться к запаху. Или, может, мои обонятельные рецепторы уже тоже начали потихоньку отмирать и следующий этап – полная утрата нюха? Но даже это не мешало мне любить свою работу. Готовя покойников в их последний путь, я чувствовал свою важность и значимость. Родные умерших, обычно, были полны уважения ко мне, совали в карман моего фартука то гостиницы, то деньги. В ответ я старался всегда исполнять их просьбы – клал в гроб личные вещи покойного, украшения, игрушки, сигареты и даже алкоголь. Почему-то люди думают, что покойник не сможет уйти, если с ним не будет его любимой вещи. Честно говоря, странная традиция, но я не спорил с близкими и прилежно клал золотые браслеты, блоки сигарет или бутылки водки в гроб. Желание скорбящих – закон, особенно если оно подкреплено деньгами.
Правда, один раз у меня произошла серьёзная стычка с состоятельных отцом девочки-цыганки, которая скончалась после продолжительной болезни. Он принёс ей в качестве последнего одеяния взрослое свадебное платье. Высохшая от мучительной болезни восьмилетняя девочка в пышных белых оборках и рюшах, с фатой на лице, выглядела нелепо и жутко. Я не побоялся, сказал об этом главе семейства, несмотря на то, что в нашем городишке он имел вес и был влиятельным человеком. Цыган же дал мне кулаком в глаз, после чего молча забрал гроб с девочкой-невестой. На следующий день меня вызвали к начальству и чуть было не уволили. Хорошо, что обошлось. Город маленький, работать некому. И в отличие от моих сменщиков, я не уходил в запои и не брал липовые больничные по три раза в год. Все-таки репутация, она и в морге репутация. В моем случае она была идеальная. Все знали, что если нужно, я могу жить в морге
Когда привезли Жанну, это и произошло. Оба напарника взяли больничные, чтобы спокойно провести новогоднюю ночь и последующие дни дома. Для меня же это значило, что ближайшую неделю я должен буду провести на работе. Первую ночь я чудесно выспался в ординаторской, а на вторую ночь труповоз Гриша привез мне Жанну, и вся моя спокойная работа (и жизнь тоже!) перевернулись с ног на голову…
Глава 3
Я смотрел на Жанну долго и никак не мог поверить в то, что это действительно она. Точнее, я прекрасно видел, что это она – лицо ее, прикрытое черным пакетом, было таким же красивым и спокойным, как при жизни. Складывалось обманчивое ощущение, что она просто уснула. В холодильнике было тихо, слишком тихо. Я слышал, как бьётся моё сердце. Оно стучало не в груди, а где-то в горле. Мне хотелось закричать от боли, но я не мог нарушить эту особую, мёртвую тишину.
Я был на работе и не мог нарушить этот порядок, который всегда успокаивал меня. Поэтому я напряг кулаки, сжал зубы и смотрел на неподвижное тело, которое только что освободил от одежды. На Жанне было надето то легкомысленное леопардовое платьице, которое всегда раздражало меня, поэтому я с каким-то озлобленным остервенением раскромсал его ножницами в клочья. Итак, её нашли на улице. Смерть, якобы, наступила, несколько часов назад, причина смерти не установлена, но это точно не обморожение. Так “на глаз” заключил Петрович, мельком взглянув на тело, лежащее на секционном столе.
– Ты даже толком не взглянул на неё! Может, её убили? Скорее всего, так и есть! – возмутился я.
– Это почему ж не взглянул! Да я все цвета ее татуировки рассмотрел! Видал, какой у нее дракон на пузе? Не простая видать, девчонка.
– С чего ты взял? – насупившись спросил я.
Старый патологоанатом усмехнулся, его впалые щеки, покрытые жесткой, трехдневной щетиной, затряслись.
– Простые девчонки такие художества на себе не носят. Тут сразу видно, что в этой рыжеволосой головке было много ненужных мыслей.
Я кивнул, соглашаясь с ним и посмотрел на плоский живот Жанны. Дракон на бледной коже, завитки на лобке, округлые бедра… Мне вдруг стало неприятно, что ее обнаженное тело рассматривает старый алкаш Петрович, пусть он и врач. Но я ничего не сказал ему о том, что мы с Жанной были знакомы. Мне не хотелось, чтобы кто-то здесь об этом знал. Невыносимо будет работать, если все мне начнут выражать сочувствие. Я лучше в одиночестве свою боль выстрадаю, чем делить ее с кем-то.
– Следов насильственной смерти нет, это и невооружённым глазом видно, – развёл руками старик, – Все остальное потом. Извиняй, Антоша, моя смена закончилась несколько часов назад. Тебе просто повезло, что мы с Андреем Михайловичем засиделись в его кабинете. Так сказать, поздравили друг друга с наступающим. В нашей жизни новых годов будет – раз, два и обчелся, Антоша, мы уже старики… Вот только как вы тут, молодежь, без нас потом будете справляться?
Я нервно пожал плечами. Петрович грустно вздохнул, оперся обеими руками о стол, на котором лежало тело Жанны. Но увидев мой беспокойный взгляд, старик выпрямился и улыбнулся.
– Да не дергайся ты! Вскроем, не переживай! Но точно не завтра, – проговорил Петрович, глядя на меня пьяными глазками, – так что, оставляй эту красавицу, как есть, в следующем году. Не убежит же она из холодильника! Тем более, никто ее не ищет.
