Гильермо дель Торо - Штамм. Вечная ночь
Доктор Нора Мартинес.
Барнс сглотнул. Владыка знал немало.
— Да, я недавно обнаружил, что ее задержали и поместили в лагерь.
Недавно? Понятно… И как недавно?
— За считаные минуты до нападения, сэр. В любом случае я активно пытался добыть у нее информацию касательно местонахождения доктора Гудвезера и его партнеров по сопротивлению. Я полагал, что менее формальный допрос при более благоприятных обстоятельствах принесет пользу. Надеюсь, вы согласитесь, что это лучше прямого конфликта, который представился бы ей шансом доказать свою преданность друзьям. К сожалению, именно в этот момент налетчики ворвались в лагерь и была поднята тревога, а потом прибыла служба безопасности и эвакуировала меня.
Не в силах удержаться, Барнс то и дело поглядывал на Келли Гудвезер, которая стояла чуть поодаль за Владыкой. Руки ее безвольно висели по бокам. Странно было говорить о ее муже и не видеть реакции.
Ты обнаружил члена их группы и умолчал об этом?
— Как я уже сказал, у меня практически не было времени, и… я… как вы понимаете, был весьма удивлен, застигнут врасплох. Я думал, что смогу добиться лучших результатов, используя персональный подход, — вы ведь знаете, она работала у меня. Я надеялся, мне удастся использовать личные отношения, чтобы добыть полезную информацию, а потом уже собирался передать ее вам.
Барнсу удалось выдавить улыбку, даже напускную уверенность за ней, поскольку он чувствовал Владыку у себя в мыслях — словно вор шарил на чердаке. Барнс был уверен, что человеческая хитрость не по зубам повелителю вампиров.
Голова в капюшоне приподнялась на мгновение, и Барнс понял, что Владыка разглядывает религиозную фреску.
Ты лжешь. Лжешь так неумело. Может быть, попытаешься сказать мне правду? Глядишь, лучше получится.
Дрожь пробрала Барнса, и он, сам того не осознавая, рассказал обо всех своих неуклюжих попытках соблазнить Нору и об отношениях с нею и Эфом. Вампир несколько мгновений молчал, потом заговорил:
Ты убил ее мать. Они будут искать тебя, чтобы отомстить. А я сделаю так, чтобы они нашли… так они попадут в мои сети. С этого момента ты целиком и полностью будешь занят порученным тебе делом. Сопротивление почти подавлено.
— Правда?
Барнс прикусил язык. Он явно не имел ни малейшего намерения оспаривать это заявление или сомневаться в нем. Если Владыка говорит, значит так и есть.
— Это замечательно. У нас подготовлены к началу производства другие лагеря, и, как я уже сказал, ремонт производственных помещений в лагере «Свобода» в разгаре и…
Хватит. Твоя жизнь пока в безопасности. Но больше никогда мне не лги. Никогда ничего не скрывай от меня. Ты не храбр и не умен. Твоя задача — эффективное получение и фасовка человеческой крови. Я советую тебе преуспеть в этом занятии.
— Именно это я и собираюсь делать. Я хочу сказать, что я сделаю это, сэр. Непременно.
Центральный парк
Закария Гудвезер дождался, когда в замке Бельведер воцарятся покой и тишина. Он вышел из своей комнаты в слабое солнечное сияние полуденного просвета, подошел к краю каменной площадки на вершине возвышения и посмотрел на безлюдную землю внизу. Охранники-вампиры укрылись от бледного света в рукотворных сланцевых пещерах в фундаменте замка. Закария вернулся в замок, взял свою черную куртку-штормовку и побежал по лестнице вниз, в парк, нарушая комендантский час для людей.
Владыке нравилось, что мальчик плюет на правила, проверяет рамки дозволенного. Вампир никогда не спал в замке, полагая, что тот слишком уязвим во время двухчасового светлого окна. Владыка предпочитал свой тайный склеп в «Клойстерс», где укладывался в прохладную постель старой земли. Во время вынужденного отдыха повелитель смотрел на мир глазами Закарии, используя связь, образовавшуюся благодаря тому, что вампир своей кровью купировал у мальчика приступы астмы.
Закария отключил от сети свой сегвей и не спеша поехал на юг к зоопарку. У входа, прежде чем отпереть калитку, он сделал три круга — это было проявлением его усиливающегося обсессивно-компульсивного расстройства. Заехав в зоопарк, он направился к запертой кладовке, где держал винтовку, вытащил ключ, который выкрал несколько месяцев назад. Он семь раз поднес ключ к губам и теперь, наконец успокоившись, отпер замок и взял винтовку. Проверил магазин на четыре патрона, потом снова проверил, и еще раз, а затем, держа оружие, пошел по зоопарку.
Его интересы больше не ограничивались зверинцем. Он сделал тайный ход в стене за тропической зоной и теперь, сойдя с сегвея, вышел в парк и двинулся на запад. Мальчик держался подальше от тропинок, ища прикрытие деревьев, миновал каток и старые бейсбольные поля, теперь превратившиеся в болота. Он отсчитывал шаги по семьдесят семь, пока не добрался до южной оконечности Центрального парка.
Он появился из-за деревьев и дошел до самого входа Мерчантс-Гейт, но остался на дорожке за памятником морякам броненосца «Мэн». Перед ним лежала Коламбус-серкл; у фонтана работала только половина струй — остальные трубопроводы были забиты пылевыми осадками. За фонтаном поднимались высокие, похожие на трубы башни закрытой фабрики. Закария прицелился в статую Колумба на колонне. Заморгал, в унисон семь раз причмокнул губами, после чего почувствовал себя вполне комфортно.
Он заметил движение на широкой площади. По дальнему тротуару шли прохожие, люди. С такого расстояния Закария мог разобрать только длиннополые пальто и рюкзаки. Нарушители комендантского часа. Он нырнул было за памятник, испугавшись, что его увидят, потом переместился к другому углу постамента и выглянул из-за него.
Группа из нескольких человек продолжала путь, не подозревая о его присутствии. Закария прицелился в них, поморгал, почмокал губами, припомнил, что успел прочитать про траекторию полета пули и расстояние. Они шли тесной группой, и Закария решил, что у него удобная позиция и хорошие шансы.
Он хотел стрелять. Он хотел открыть по ним огонь.
И он сделал это, но в последнюю секунду, перед тем как нажать спусковой крючок, намеренно поднял ствол повыше. Люди на улице тут же остановились, посмотрели в его сторону. Зак лежал, не двигаясь, рядом с основанием памятника, уверенный, что его не видно на фоне парка.
Он выстрелил еще три раза — щелк! щелк! щелк! Попал в одного! Один готов! Зак быстро перезарядил винтовку.
Мишени побежали, свернули за угол и исчезли из поля зрения. Паренек прицелился в светофор, мимо которого они прошли, увидел знак камеры наблюдения прежней полиции, потом развернулся и побежал в укрытие деревьев парка, преследуемый только ощущением своего тайного удовольствия.
Этот город при свете дня был владением Закарии Гудвезера! Пусть все нарушители знают об этом!
* * *Тот человек на улице, истекающий кровью и утащенный его спутниками прочь, был не кто иной, как Василий Фет, крысолов.
Часом ранее
Они спустились в метро на Сто шестнадцатой улице за час до полуденного просвета, чтобы выиграть побольше времени. Гус показал, где ждать: у тротуарной решетки, откуда доносился грохот поездов первой линии. Так они сводили к минимуму время пребывания на платформе.
Эф остановился у ближайшего здания, закрыл глаза. Он спал, стоя под проливным дождем. И даже в эти короткие провалы ему снились свет и огонь.
Фет и Нора изредка перешептывались, а Гус молча ходил туда-сюда. Хоакин отказался идти с ними, ему нужно было пережить потерю Бруно, и только новая диверсия могла помочь ему в этом. Гус пытался переубедить его не ходить в город с раненым коленом, но Хоакин принял решение.
Эфа вернул к сознанию скрежет приближающегося поезда, и они поспешили вниз на станцию по ступеням, как и другие, не желавшие оставаться на улице во время полуденного просвета и комендантского часа. Они вошли в серебристый вагон подземки, стряхнули капли дождя с одежды. Двери закрылись, и Эф, быстро оглядев вагон, понял, что вампиров здесь нет. Он чуть расслабился, закрыл глаза. Поезд помчал их под городом на пятьдесят пять кварталов к югу.
На Пятьдесят девятой и Коламбус-серкл они вышли, поднялись на улицу, зашли в одно из многоквартирных зданий и нашли место за холлом, где можно было пересидеть, пока темный саван ночи не поднимется и небо немного не просветлеет.
Когда улицы опустели, они вышли в увядшее великолепие дня. Сквозь черную тучу виднелось солнце, словно фонарик прижали к угольно-серому одеялу. Окна кафе и магазинов на первых этажах так и оставались разбитыми с первых дней паники и мародерства, но стекла в окнах более высоких этажей были в основном целыми. Они обогнули южную оконечность громадной развязки, давно уже очищенной от брошенных автомобилей; фонтан в середине выплевывал черную воду из каждого второго или третьего сопла. Город во время комендантского часа становился похож на самого себя в раннее воскресное утро прежних времен, когда большинство жителей еще спят, а день не торопится начаться. И в этом смысле комендантский час давал Эфу надежду, и он пытался смаковать это чувство, хотя и понимал всю его обманчивость.
