Телевидение - Эдвард Ли
"Какого хрена? Зачем прятать здесь оружие?"
Хотя на самом деле может быть и очень веская причина. Если бы дядя Элдред был под контролем группы так же, как Фартинг, то пистолет мог бы пригодиться, если бы они напали на него. Он спрятал его здесь, чтобы уменьшить вероятность того, что Уолтер, Саед или кто-то другой найдёт его. Но пока Фартинг продолжал размышлять над этой возможностью, он услышал звук закрывающейся дверцы автомобиля, и это могло быть только с подъездной дорожки.
"Чёрт возьми..."
Он поспешил положить пистолет и патроны обратно в сейф, закрыть его и снова заткнуть дыру. Затем он небрежно прохаживался по саду с разбрызгивателем.
"Выгляди нормально", - сказал он себе.
Он ожидал, что кто-нибудь выйдет наружу, чтобы посмотреть, что он задумал, но этого не произошло. Теперь из гостиной послышались голоса - без сомнения, Саед и компания. Но затем он услышал голос Мэл из спальни, возражавший:
- Дай девушке передышку, ладно? У меня был плохой день!
- Ты узнаешь, какой на самом деле бывает плохой день, если через две секунды у тебя во рту не будет моего приятеля, - раздался голос Уолтера.
Занавески на стеклянных дверях имели достаточно щели, чтобы Фартинг мог заглянуть внутрь, и там был Уолтер, великан с повязкой на глазу, со спущенными штанами и чрезмерно большой эрекцией, упирающейся в сжатые губы Мэл. Она покачала головой, не собираясь этого делать, пока...
ЩЁЛК!
Уолтер так сильно приложил раскрытую ладонь ей на лицо, что это прозвучало как выстрел из мелкокалиберного пистолета. Мэл упала на кровать, руки к лицу, а затем завизжала, когда Уолтер дёрнул её футболку, наклонился и сильно прикусил её сосок. Она извивалась, словно наэлектризованная.
- Я откушу, - сказал он спокойно, - клянусь. Теперь ты собираешься сосать этот член или нет?
- Да, да! - закричала она.
- Хорошо. Давай, сделай это. Сделай то, ради чего тебя отправили на Землю, ты всего лишь спермоприёмник, и я действительно дам тебе то, что тебе нужно...
Фартинг мог лишь несколько секунд наблюдать сквозь щель, пока Мэл выполняла приказ. Уолтер обхватил её голову обеими руками и трахал её в лицо, не обращая внимания на то, что она заткнула рот. Всё это время Фартинг размышлял:
"Да, это один из больших ублюдков, которого я был бы СЧАСТЛИВ убить".
И он мог бы, не так ли? Он мог снова открыть этот сейф, схватить пистолет и снести Уолтеру голову прямо во время его нападения на Мэл.
"Как круто. После я бы убил остальных этих больных ублюдков в гостиной, использовал бы их мозги, чтобы сделать какое-нибудь американское современное искусство..."
Но он не сделал ничего подобного. Он отвёл взгляд от щели и услышал, как Уолтер бормочет:
- Хорошая сучка. Проглоти всё это; прямо как каша, не так ли? Нужно держать этого ребёнка хорошо накормленным...
"Бедняга Мэл, - подумал Фартинг в подавленном состоянии. - Сначала я непонятно что сотворил с её задницей, а теперь ЭТО большое британское дерьмо..."
Он вернулся к входной двери, пройдя мимо красного Rolls-Royce цвета выдержанного вина. Все гости радостно подняли головы, когда он вошёл. Саед сидел на одном конце дивана, листая старый фотоальбом Элдреда с обнажёнными снимками Polaroid, рядом с ним Асениэт в платье цвета шалфея, а Кирилл варил кофе за кухонным столом. Его выросший на борще и икре с блинами живот выпирал, как мешок с песком, против шёлковой рубашки Versace за тысячу долларов.
- Ах, мистер Фартинг! - Саед поздоровался. - Так приятно вас видеть. Надеюсь, ваша незначительная рана на голове не слишком беспокоит вас.
- Я слишком пьян, чтобы чувствовать это, - сказал он, затем прошёл мимо Кирилла и достал пиво из холодильника.
Саед усмехнулся, в то время как Асениэт посмотрела прямо на лицо Фартинга, затем на его промежность сквозь прищуренные глаза и хищную ухмылку.
- Садитесь, садитесь, пожалуйста, - сказал Саед. - Мы должны поговорить.
Фартинг сел в кресло. С этого ракурса он мог видеть голый лобок Асениэт, потому что она только что раздвинула ноги, и складки вульвы были очень заметны.
"Ты не Шэрон Стоун, - подумал он. - Это „киска“ или турецкие деликатесы?"
- Что нам нужно, чтобы вы знали, - начал Саед, - так это важные события, приближающиеся в это время.
- Я чувствую, что вы говорите не о Рождестве, - сказал Фартинг.
- Нет, мистер Фартинг, не о Рождестве, это нечто гораздо более древнее, древнее Вифлеема и Вавилона, древнее Кносса, древнее человеческой истории. И одним общим знаменателем для всех этих незапамятных времён является зимнее солнцестояние. Нам говорят, что это было великое благодарение за окончание заката солнца, ознаменовавшее возвращение к свету. Но другие на протяжении десяти тысяч лет и более праздновали зимнее солнцестояние как самый тёмный день в году, день, когда на землю падает наименьшее количество солнечного света, - Саед улыбнулся Фартингу. - Это очень мощное время, мистер Фартинг, особенно для нашей семьи. Это время, когда наш благодетель дарует свои величайшие благословения, время, когда самые привилегированные - вы, например, - становятся проводниками величайшей важности.
Губы Фартинга скривились.
- Я понимаю. Зимнее солнцестояние - время вечеринок для вас и вашей команды, и мне придётся включить телевизор, чтобы все могли повеселиться.
Саед закатил глаза.
- Я полагаю, что это самый хороший способ выразить это, из всех возможных. Но я думал, что после всего этого времени акклиматизации у вас будет немного больше энтузиазма. Нравится вам это или нет, но теперь вы один из нас, и я думаю, вы начинаете наслаждаться видениями гораздо больше, чем хотите показать.
Член Фартинга всё ещё покалывал в штанах.
- Может быть, так и есть, но что с того? Я знаю, что вы держите меня под каблуком, я сделаю всё, что вы хотите, и я знаю, что у меня нет выбора. Так что особо и говорить не о чем. Просто скажите мне, во сколько завтра быть готовым.
Саед удовлетворённо кивнул.
- Сумерки.
- Понятно.
Фартинг поднялся, затем вышел наружу - он собирался провести остаток дня за пьянством.
Много пива спустя он дотащился до кровати. Он плюхнулся рядом с Мэл. Она бормотала в каком-то сомнамбулическом смятении. Когда он открыл глаза, чтобы посмотреть в темноту, ему показалось, что он заметил движение в самых дальних уголках своего зрения, а когда он закрыл их, то увидел фон какого-то тёмного цвета, который он не мог описать, но в конце концов образовались
