Дейкр Стокер - Дракула бессмертен

В романе Стокера не упоминалось, при каких обстоятельствах познакомились герои. О связывавших их долгих отношениях Квинси узнал из записей Мины. Как выяснилось, мальчиками Джек, Артур и Квинси посещали один и тот же частный пансион в окрестностях Лондона. Отец Джека, выдающийся врач, не хотел, чтобы кругозор его сына ограничивался преподанными в приходской школе знаниями. В итоге юного Сьюарда отправили в частную протестантскую школу, где ему предстояло общаться с мальчиками из более высоких кругов. Там Джек и сдружился с Артуром.

Отец Квинси П. Морриса, Брутус, держал крупное ранчо в Техасе. В 1861 году, когда разразилась Гражданская война, штат закрепил за собой право как не выходить из состава США, так и не вливаться в Конфедерацию. Для упрочения дипломатического статуса Техаса в Лондоне открылось посольство, во главе которого встал Брутус. Как и полагалось человеку его положения, бывший фермер отправил сына все в ту же элитную школу. Больше всего на свете Квинси П. Моррис жалел, что из-за юности лет не смог участвовать в Гражданской войне. В конце концов его отослали домой — усмирять восставших индейцев и покорять Дикий Запад. Вдохновленный подвигами друга на Великих равнинах, Артур подбил его записаться в Иностранный легион. Джека Сьюарда, которого манила слава ученого, им склонить на свою сторону не удалось — тот уже стал студентом престижного Амстердамского свободного университета и ассистировал профессору Абрахаму ван Хелсингу.

Преодолев последнюю ступень парадного крыльца, Квинси Харкер помедлил, чтобы перевести дыхание и успокоиться. Если явиться в таком виде, великий Артур Холмвуд может принять его за мальчишку-посыльного. Юноше пришло в голову, что в этом самом месте братство героев нередко проводило свои встречи. Здесь родился их замысел избавить мир от Дракулы. И тем не менее, даже при поддержке такого человека, как Артур Холмвуд, они потерпели поражение. Квинси пугало, что для него этот враг слишком силен.

Юноша потянулся к дверному молотку… и нащупал пустое место. Оглянувшись, он заметил рядом с дверью шнурок и понял свою ошибку. Разумеется, столь обеспеченный человек может позволить себе любую роскошь — в том числе и приятную новинку, называемую «дверным звонком».

Квинси дернул за шнурок. Раздался приглушенный звон. И ни звука больше. Еще раз. Опять никакого ответа. Он уже решил постучать, как в приоткрывшейся двери показалось лицо дворецкого.

— Чем могу вам помочь?

— Мое имя Квинси Харкер, я хотел бы видеть… — Квинси осекся. Таких людей следует именовать полным титулом. — …лорда Годалминга, по делу необычайной важности.

Дворецкий приотворил дверь еще на несколько дюймов и выставил перед собой серебряный подносик. К счастью, Басараб обеспечил своего молодого протеже запасом визитных карточек. Обшарив все пальто, Квинси нашел их в самом дальнем кармане. Его собеседник в недоумении поднял бровь: приличные джентльмены носят карточки в специальных футлярах.

— Подождите минутку, пожалуйста, — сказал дворецкий и закрыл дверь.

От волнения у Квинси подергивалась нога. За последние дни он столько узнал о Холмвуде! Случившееся в Трансильвании было лишь вершиной айсберга. Среди вещей Мины нашлось немало газетных вырезок, повествующих о жизни Холмвуда после схватки с Дракулой. Хотя после смерти отца Артур стал лордом Годалмингом, до возвращения из Трансильвании он пользовался титулом довольно редко. Не потому ли, что не верил в смерть Дракулы? Как бы там ни было, лорд Годалминг не отсиживался в своем особняке. Он участвовал в парусных гонках по Темзе и победил, научился отлично играть в поло, стал записным дуэлянтом. Лорд часто брался за пистолеты и шпагу, чтобы защитить свою честь; от его руки погибло трое, еще двенадцать человек получили раны. От мужчины, поставившего все на кон ради любимой женщины — Люси Вестенра, — Квинси другого и не ждал. Вместе они встанут плечом к плечу против нового зла.

Квинси вспомнилось, как в детстве ему представили некоего «дядю Артура». Конечно же, это был Артур Холмвуд. Однако лорд не поддерживал с Харкерами никаких отношений вот уже двадцать лет — скорее всего причина крылась в предательстве матери и пьянстве отца. Хорошо бы Холмвуд сумел закрыть глаза на их позор и не отказал Квинси в доверии.

Таких людей, как лорд Годалминг, оставалось все меньше — порода вымирала. Когда один из давних друзей его отца прогадал с капиталовложениями и разорился, Холмвуд не стал безучастно наблюдать, как у того отбирают землю и деньги, а женился на его дочери, которой совсем не знал. Квинси надеялся, что в его случае лорд проявит не меньшую доброту.

При мысли о собственном отце юношу охватило раскаяние. Возможности извиниться уже не будет — именно теперь, когда он знал, как сильно отец любил его. Джонатан Харкер пожертвовал всем ради сына, и Квинси намеревался доказать, что достоин жертвы.

Наконец, после долгого ожидания, дворецкий вновь отворил дверь и произнес:

— Лорд Годалминг готов вас принять.

Квинси сделал шаг вперед, но дворецкий вдруг преградил ему путь, после чего выразительно кашлянул и опустил взгляд на грязные ботинки посетителя. Пристыженный юноша поскреб подошвы о чугунную скобу у двери.

Лишь после этого его препроводили в кабинет Артура Холмвуда. Дворецкий взял пальто юноши и удалился, закрыв за собой двери.

По характерному запаху, стоявшему в комнате, Квинси понял, что ему уже приходилось здесь бывать, и неожиданно на него потоком обрушились воспоминания. Он узнал темно-красную обивку на стенах — работа самого Уильяма Морриса.[39] На всех видных местах висели шпаги, рапиры и кинжалы. За годы актерства Квинси довелось иметь дело со множеством бутафорских мечей; это оружие было настоящим и очень недешевым. Хотя на некоторых лезвиях виднелись зазубрины, следов крови юноша не заметил.

В сознании всплыл образ из детства: он хочет потрогать одну из этих шпаг, но отец хватает его за руку: «Осторожно, поранишься».

Квинси была знакома и дубовая мебель ручной работы, и цветные стекла в окнах, и длинные полки, на которых стояло больше книг, чем он мог бы прочесть за всю свою жизнь.

А еще в его памяти остался портрет красивой женщины с рыжими волосами. Той же самой, что была изображена на фотографии, которую его мать всегда держала при себе.

Квинси повернул голову, однако место над камином, где она когда-то висела, занимал простенький пейзаж.

— Портрет Люси… — задумчиво пробормотал он.

— Картину, о которой вы говорите, — раздался голос сзади, — десять лет назад пришлось снять — из уважения к Бет, моей жене.