Стивен Кинг - ОНО
…Все это помогало, но более всего — что я начисто забыл Дерри и все, что с ним связано. Заикался лишь, когда происходило что-то, возвращавшее меня в прошлое. Мы уже жили в Портленде. Мне не удавалось сразу освободиться от прошлого, но теперь, задним числом, я припоминаю, что это длилось недолго. Может быть, месяца четыре. Заикание и воспоминания о Дерри исчезли одновременно. Будто кто-то неведомый вытер все это в памяти как уравнения с доски.
Билл допил остатки сока.
— Впервые за двадцать один год это произошло несколько минут назад, когда я заикнулся на слове «прерывать».
Билл взглянул на жену.
— Сначала шрамы, потом заикание. Т-ты с-слышишь?
— Ты нарочно! — воскликнула она в испуге.
— Нет. Я думаю, просто нет способа убедить тебя в том, что я говорю правду. Это забавно, Одра. Мистика какая-то. Честное слово, даже не сознаешь, как это происходит. Но… ты слышишь, как будто произносишь про себя перед тем, как сказать вслух. И будто бы какая-то часть твоего сознания работает с постоянным опережением. Ты помнишь детские игры 50-х годов — в автогонщиков или пилотов, — когда произносимое передним секундой п-позже дублируется з-задним.
Он встал и принялся безостановочно кружить по комнате. Вид у Билла был усталый, и Одра с беспокойством подумала о том, как тяжело ему пришлось в последние тринадцать лет: трудиться в поте лица и сохранять при этом выдержку. Она поймала себя на недостойной мысли и попыталась прогнать ее, но это оказалось ей не под силу. А что если Биллу звонил Ральф Фостер, приглашавший заняться армрестлингом или сыграть в трик-трак? Или Фредди Файерстон, продюсер «Мансарды», хотел кое-что обсудить с ним за рюмкой виски? А может, это вообще звонок от докторши — неверной жены из соседнего переулка?
Куда только могут завести эти мысли!
Ведь если так, то дело «Майка Хэнлона — Дерри» представляется сущим бредом. Галлюцинацией на почве нервного расстройства.
…Но эти шрамы, как объяснить их происхождение? Он прав. Их не было.
…И они появились. Он прав.
— Скажи мне наконец, — нетерпеливо потребовала она, — кто убил Джорджа? Что вы с остальными делали? В чем клялись?
Он подошел к ней, наклонился, изображая старомодного влюбленного, просящего руки, и взял ее руки в свои.
— Я думаю, что могу сказать тебе, — проникновенно начал он. — Пожалуй, в этом есть необходимость. Большую часть мне не вспомнить даже теперь, но может быть, кое-что всплывет в процессе… У меня такое ощущение, что эти воспоминания… ждут своего часа. Они подобны облакам, наполненным влагой. Но только дождь из них принесет грязь. И выросшее под ним окажется чудовищем. Вполне возможно, что мне и другим придется с ним столкнуться.
— Другие знают?
— Майк сказал, что обзвонил всех. Он полагал, что все приедут… может быть, кроме Стэна. Он сказал, что Стэн странно отреагировал.
— Здесь все странно. И мне кажется, ты сгущаешь краски, Билл.
— Прости, дорогая. — Он поцеловал Одру. Промелькнуло ощущение, что ее целует посторонний. Она вдруг ощутила приступ ненависти к этому незнакомцу Майку Хэнлону. — Я должен многое тебе объяснить. Это лучше, чем ползать впотьмах. Думаю, остальные поступят так же. Но я должен ехать. Да и Стэн, пожалуй, приедет, каким бы странным он ни показался Хэнлону. И я просто не могу представить себе, что меня там не будет.
— Из-за брата?
Билл медленно покачал головой.
— Это было бы слишком просто. Я любил Джорджи. Вероятно, это странно звучит после того, как я заявил, что не вспоминал о нем двадцать лет, но тем не менее я чертовски любил этого парнишку. — Он улыбнулся. — У него было семь пятниц на неделе, но я все равно любил его, понимаешь?
Одра, будучи еще и старшей сестрой, кивнула.
— Но дело не в Джордже. Это трудно объяснить. Я…
Он посмотрел на утренний туман за окном.
— Я чувствую себя как птица при приближении осени. Она… каким-то образом узнает, что пора домой. Это инстинкт, бэби. А инстинкт мне представляется стальным каркасом, поверх которого — наши желания и сила воли. Пока не захотелось расплакаться, застрелиться, утопиться, — об этом нечего сказать. Нельзя отказаться от выбора, не имея его. Нельзя остановить грядущее, оставаясь у домашнего очага, и отбить удар судьбы теннисной ракеткой. Я должен ехать. Эта клятва… сидит в моем сознании как к-крючок.
Она поднялась и неторопливо подошла к нему, вдруг самой себе показавшись хрупкой и беззащитной. Положив руку на плечо мужа, она развернула его к себе лицом.
— Тогда возьми меня с собой.
Выражение ужаса, появившееся на его лице — не из-за того, что она предложила, а за нее — было столь откровенным, что Одра в испуге отступила.
— Нет, — отрезал он. — И думать забудь, Одра. Об этом не может быть и речи. Тебе нет необходимости преодолевать эти три тысячи миль. Мне кажется, что в течение нескольких недель в Дерри будет жарко. Ты останешься здесь, продолжишь начатое и извинишься за меня, где необходимо. Обещай мне!
— Обещать? — не отрываясь от его глаз, переспросила она. — Я должна это сделать, Билл?
— Одра…
— Я должна пообещать? Ты обещал, и вот куда тебя это привело. А значит, и меня, поскольку я твоя жена и люблю тебя.
Его сильные руки больно сжали ее плечи.
— Обещай мне! Обещай. Об-б…
Одра не стала дожидаться, пока Билл выговорит это злосчастное слово, застрявшее и бьющееся словно рыба в сетях.
— Я обещаю… Обещаю! — она разрыдалась. — Теперь ты счастлив? Боже мой, ты безумец! И все это сплошное безумие, но я обещаю.
Он обнял ее и подвел к кровати. Принес бренди. Она пригубила, стараясь удержать над собой контроль.
— Когда ты едешь?
— Сегодня, — сказал он. — Попытаюсь попасть на «конкорд». Это выйдет, если добираться до Хитроу[19] не поездом, а на машине. Фредди ждет меня к ленчу. Ты приди пораньше, словно ничего обо мне не знаешь, поняла?
Она против воли кивнула.
— Когда поднимется шум, я уже буду в Нью-Йорке. И в Дерри — еще до з-захода солнца.
— А я когда тебя увижу? — негромко спросила она.
Он крепко сжал ее в объятиях. Ответа на этот вопрос не было.
ДЕРРИ: Отступление 1
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});