Максим Перфильев - Нечто в лодке по ту сторону озера...

— Ты знаешь, кто мы такие? Мы санитары леса. Мы очищаем эту страну от всяких черножопых ублюдков и жидов, — сказал он.

Я оглянулся на Славу.

— Да мне похрену, кто вы такие. Ты хочешь, чтоб я тебе памятник поставил что ли? Сам себе памятник иди поставь.

— Нет. Я просто хочу тебе уе&@ть.

— Да мне похрену чо ты там хочешь. Ты мне о всех своих желаниях щас будешь тут рассказывать?

Лысый заулыбался.

— Нет. Я просто тебя вы%$у.

Я ухмыльнулся.

— И чо, я тебя испугаться должен?

— Чо ты лыбишься, бл%@ь…

— Ну все, — произнес лысый, сжимая по очереди свои костяшки, хрустя пальцами.

Мне всегда хотелось замочить какого-нибудь фашиста. Такая своего рода программа минимум что ли для любого мужчины — наряду с такими задачами как родить сына, разменять двухкомнатную квартиру и посадить бонсай. На мой взгляд, нет большего дебилизма, чем просто так ненавидеть и убивать людей только за цвет кожи, да еще и возводить это в рамки какой-то сраной идеологии на уровне расового превосходства. Я тоже ненавидел нацистов хотя они и были люди, но я ненавидел их не просто так — а за то, что они все меньше становились похожи на людей и превращались в зверье. Есть такое понятие как возмездие и восстановление справедливости. Но конечно в данном случае мне было сложно представить как здесь и сейчас может произойти возмездие. Я понимал, что, скорее всего, нас здесь сейчас просто похоронят, если только я не смогу морально унизить этих ошпарков так, что они загнутся от комплекса собственной неполноценности, испугаются и убегут. Но этот вариант развития событий мне почему-то представлялся маловероятным.

Предупреждая атаку этого лысого хмыря, я первый нанес ему удар в пах, затем, резко встав в полный рост, вынес все свое тело с левой рукой под его челюсть и добавил правым локтем в голову куда придется. К моему удивлению он тут же упал на спину на землю. Его ошибка изначально заключалась в том, что он стоял ко мне слишком близко — на расстоянии удара. Странно, что он об этом не подумал. Теперь он лежал на земле, зато двое его друзей стояли передо мной и они были явно не слабее меня. Слава тут же резко соскочил с места, и началась драка. Как я и думал, лысый довольно быстро поднялся и был очень зол, и явно хотел восстановить свое уязвленное самолюбие. Концентрируясь на бое с одним противником, и получая при этом удары, казалось бы, ниоткуда, я начинал понимать какое все же преимущество дает численное превосходство. Нас бы со Славой наверное так и похоронили бы здесь, и справедливость уж явно не восторжествовала бы, если бы в какой-то момент времени я не услышал голоса:

— Тихо-тихо, парни. Чо случилось? Какие проблемы-то?

И чья-то мощная рука отодвинула меня в сторону:

— Вы чо тут устроили? Чо за рамсы?

Трое каких-то мужиков разняли нас и теперь стояли немного между нами, интересуясь, что тут происходит. Им было уже лет за тридцать и они были достаточно внушительных размеров. Учитывая, что те трое фашистов были даже помладше нас со Славой, авторитет этих дяденек, в том числе и возрастной, был как нельзя кстати.

— Парни, чо случилось? — спросил один из них, тот, который стоял сейчас ближе всего ко мне.

Задыхаясь и претерпевая боль в некоторых местах на теле, я сплюнул на землю и сбивчиво, но со злостью произнес:

— Скинхеды ублюдки.

— Скинхеды?

— Оп-па…

Этот мужик, который стоял сейчас ко мне ближе всех, обратился теперь уже к тем фашистам:

— Пацаны, вы скинхеды?

Лысый выпрямился, но на вопрос отвечать помедлил. Кажется, этот вопрос ему не особо понравился и ввел его в некоторое замешательство.

— Ну чо ты ссышь-то, — произнес я, обратившись к нему, но тут же поймал себя на мысли, что рано я начал выделываться, еще не известно как сейчас ситуация повернется, вполне вероятно, что и не в нашу пользу. Хотя мужики явно не походили на кого-то из бритоголовых.

— А вам-то чо? У нас тут свой базар… Наши дела, — наконец ответил лысый.

— Не, пацан, ты заблуждаешься, — сказал все тот же мужик, который стоял сейчас рядом со мной.

— Это уже не ваши дела, — добавил второй, затянувшись от сигареты, затем бросив окурок рядом с собой и затушив ногой.

— Бл%@ь, молодняк еще совсем, а уже туда же.

— Дяди, вам чего? У нас тут свои проблемы, — ответил тот, который был в балахоне, и у которого капюшон уже был сдвинут куда-то на бок и держался не на голове, а висел рядом с ухом.

— Парни вы идите, идите, — сказал тот мужик, что стоял рядом со мной и руками показал нам, чтобы мы сваливали от сюда, — Идите, парни, идите от сюда. Все.

Мы со Славой переглянулись и тихонько зашевелились, медленно отходя в сторону.

— Идите, идите, парни.

Мы отошли назад, не выпуская из виду ситуацию, которая сейчас разворачивалась на этом месте.

— А вот вы, пацаны, попали, — произнес мужик, обратившись уже к скинам, — У меня друг — якут. У него недавно сына убили. Кто-то из ваших. Мы сейчас как раз от него идем. Он щас бухает целыми днями и рыдает дома. А жена у него в больнице с сердечным приступом лежит. Так что вы попали, пацаны. Мы щас будем из вас всю эту дурь выбивать.

Вот и оно — возмездие… Хм… Странно… Никогда бы не поверил, что удача настолько может оказаться на нашей стороне. От куда бы не взялись эти мужики — они как минимум спасли нам здоровье. А еще, что меня очень радовало, они сейчас научат этих молодых дебилов тому, что не бывает действий без последствий, и что нарушение баланса всегда приводит в результате к его неизбежному восстановлению — это закон.

Я остановился и посмотрел на лысого. Я поймал его взгляд, чмокнул ему губами, послав воздушный поцелуй, и произнес:

— Наслаждайся справедливостью, урод.

После этого мы со Славой развернулись и пошли прочь.

— Я тебя найду, слышь, ты… ааааа!… - только услышал я позади себя. Остальное меня уже не интересовало.

— Да, конечно, — тихо произнес я. Попробуй меня найди — я тебя первым порешу.

Мы уходили под звуки ударов и крики той новой драки, которая разгоралась позади нас, и которая пришла нам на смену. Я никогда не был на войне, но сейчас я как нельзя лучше начинал понимать одну вещь — война никогда не закончится. Она лишь только будет принимать различные формы. И здесь в мирное время на гражданке всегда кто-то будет жить как на войне, на которой есть свои потери, свои трагедии, свои смерти, и свое противостояние. Весь этот мир лежит в одной огромной войне. И у каждого человека она своя.