Чак Хоган - Штамм Закат

Легкая неучтивая улыбка скривила губы миллиардера. Радовался ли он тому, что недостойный профессор оказал­ся способен умалить достоинство самого Владыки? Нет, скорее нет. Палмер не испытывал и не мог испытывать расположение к неудачникам, особенно таким, как Авраам Сетракян. Однако, будучи человеком, привычным к по­стам президентов и директоров, Палмер не возражал про­тив того, чтобы Владыка получил свою долю унижения.

Палмер тут же мысленно отругал себя и зарекся допу­скать такие идеи даже на краешек сознания в присутствии Темного.

Тем временем гитлеровец, сидевший в кресле, слой за слоем снимал с себя покровы. Это был Томас Айххорст, на­цист, который когда-то был главой лагеря смерти Треблин-ка. Он поднялся из инвалидного кресла и встал во весь рост. Черные солнцезащитные покровы лежали у его ног, как множество выползков сброшенной плоти. Выражение его лица до сих пор хранило высокомерие и надменность, свойственные коменданту лагеря, хотя прошедшие десяти­летия, как слабая кислота, растворили и смягчили резкие черты. Кожа лица была гладкой и походила на маску из сло­новой кости. В отличие от всех прочих Вечных, которых когда-либо встречал Палмер, Айххорст упорно носил ко­стюм и галстук, что позволяло ему сохранять выправку не­мертвого джентльмена.

Неприязнь, которую Палмер испытывал к нацисту, не имела ни малейшего отношения к его преступлениям против человечества. Палмер сейчас и сам был в полной мере при-частен к страшной геноцидальной операции. Его отвраще­ние к Айххорсту было порождено скорее завистью. Он нена­видел Айххорста за то, что тот был облагодетельствован Вечностью — великим подарком Владыки. Вечностью, кото­рую сам Палмер жаждал и ждал с неизбывной страстью.

Тут Палмер вспомнил, как его впервые представили Вла­дыке, — именно Айххорст поспособствовал той встрече. Этому знакомству предшествовали целых три десятилетия поисков и исследований, три десятилетия тщательного из­учения тех швов, где мифы и легенды соединяются с исто­рической реальностью. В конце концов Палмеру удалось выследить самих Древних и обманом добиться встречи с ними. Древние отвергли просьбу Палмера о присоедине­нии к клану Вечных, причем отказ был резкий и категорич­ный, хотя Палмер знал, что Древние порой принимали в ряды своих избранных выкормышей некоторых людей — людей, чье состояние было куда меньше палмеровского. Надменное презрение Древних — после стольких-то лет на­дежд! — было невероятно унизительным. Элдрич Палмер просто не мог этого вынести. Решение Древних означало только одно: Палмер бесповоротно смертен и должен от­казаться от всего, чего он достиг в своей досмертной жизни. Ну нет. Пепел к пеплу и прах к праху — это хорошо для масс, Палмера же устраивало только бессмертие. А что касается уродской перестройки его тела, неизбежной при обраще­нии, — тела, которое и так никогда не отличалось особым к нему дружелюбием, — это всего лишь незначительная цена, которую можно было заплатить с легкостью.

Так началось еще одно десятилетие поисков — на этот раз в погоне за легендой об отколовшемся Древнем, седь­мом бессмертном, могущество которого, как говорили, со­перничало с могуществом любого из остальных Вечных. Именно в ходе этого поиска Палмер вышел на трусливого, малодушного Айххорста, который и устроил встречу двух высоких сторон.

Она состоялась в зоне отчуждения, окружающей Черно­быльскую АЭС в Украине, — через десять с лишним лет по­сле катастрофы 1986 года. Палмеру пришлось въехать в зону без своего обычного эскорта (в который обычно входили скоропомощной автомобиль без обязательных для такой техники опознавательных знаков и группа обе­спечения безопасности) — по той причине, что машины при движении поднимают здесь пыль, сдобренную цезием-137, и передвигаться в хвосте любого автомобиля крайне нежелательно. Господин Фицуильям — телохранитель и персональный медик Палмера — лично повез своего хо­зяина в зону, и повез на очень большой скорости.

Встреча была назначена — конечно же, после захода солнца — в одной из так называемых «черных деревень», расположенных вблизи атомной станции: из этих населен­ных пунктов, разбросанных по территории в десять ква­дратных километров — самой зачумленной территории на белом свете, — жители были давным-давно эвакуированы.

Если уж быть точным, то самый большой из «черных» населенных пунктов — никакая не деревня, а город. Этот город — Припять — был построен в 1970 году специально для работников атомной станции. К тому моменту, когда произошла авария и началось радиоактивное заражение местности, его население успело вырасти до пятидесяти тысяч человек. Через три дня после взрыва все жители были эвакуированы. Большой участок города был отведен под новый парк культуры и отдыха — его предполагалось открыть 1 мая 1986 года. Авария произошла за пять дней до этого намеченного события. А за два дня до обещанного открытия парка город опустел — навсегда.

Палмер встретился с Владыкой у основания колеса обо­зрения. Аттракцион так никогда и не заработал и стоял в полной неподвижности, напоминая большие остановив­шиеся часы. Именно там была заключена сделка. И имен­но там начал свой отсчет десятилетний план, в котором покрытие Солнца Луной — солнечное затмение — обозна­чало момент пересечения Владыкой океана.

Взамен Владыка посулил Палмеру столь алкаемую им Вечность и место по правую свою руку. Не место какого-нибудь там прислужника, мальчика на посылках, нет, — ме­сто партнера по апокалипсису, на все время до обещанной — и до поры отложенной — кончины человеческой расы.

Прежде чем закончить встречу, Владыка крепко уцепил Палмера за руку и взбежал, таща миллиардера за собой, по ободу колеса обозрения. На вершине колеса Владыка по­казал смертельно перепуганному Палмеру Чернобыль. В отдалении мерно пульсировал красный маяк четвертого реактора, поставленный над саркофагом из свинца и бето­на, в котором были замурованы сто с лишним тонн актив­ного урана.

И вот он, Палмер, десять лет спустя, стоит здесь, в при­надлежащем ему мясокомбинате, на самом пороге испол­нения всего того, за что он поручился Владыке тогда — под покровом ночи, в краю, пораженном страшной болезнью. Сейчас чума с каждым часом распространяется все бы­стрее — и в этой стране, и по всему земному шару, — а он, Палмер, почему-то должен подвергаться унижениям со стороны этого вампира-бюрократа.

Айххорст обладал необходимыми познаниями в обла­сти строительства загонов для скота и хорошо понимал, как наладить максимально эффективную работу скотобо­ен. Некоторое время назад Палмер вложил немалые сред­ства в «модернизацию» десятков мясокомбинатов по всей стране, — и эти комбинаты были переоборудованы в точ­ном соответствии с указаниями Айххорста.

Я полагаю, все идет заведенным порядком, — сказал Айх­хорст.

— Естественно, — ответил Палмер, еле сдерживаясь, чтобы не обнаружить свое отвращение к этой твари. — Если я и хочу знать что-либо, так это лишь то, когда Влады­ка выполнит свои обязательства по нашему договору.

В свое время. Все в свое время.

— Для меня «свое время» — это сейчас, — сказал Пал­мер. — Вы знаете состояние моего здоровья. Вы также зна­ете, что я выполнил все свои обещания и выдержал все сроки. Знаете, что я служил Владыке верно и целиком и полностью отдавался этому служению. Ныне часы бьют последний час. Я достоин того, чтобы наконец подумали и обо мне.

Темный Владыка все видит и ничего не забывает.

— Позвольте мне напомнить вам об одном его — и вашем тоже — незаконченном дельце. Я имею в виду Сетракяна, вашего бывшего ручного питомца-заключенного.

Его сопротивление обречено.

—Согласен. Конечно, обречено. И все же действия Се­тракяна и его усердие представляют угрозу некоторым ин­дивидуумам. В том числе мне. И вам, кстати, тоже.

Айххорст помолчал несколько секунд, словно бы усту­пая в споре Палмеру и соглашаясь с ним.

Владыка порешает свои дела с юден' в ближайшие часы. А те­перь... Я уже довольно долго не кормился. Мне обещали, что здесь меня ждет свежий обед.

Палмер постарался скрыть брезгливую гримасу. Инте­ресно, как скоро его чисто человеческое чувство отвраще­ния уступит место голоду, настоятельной потребности в крови? Как скоро он сможет, устремив взор в прошлое, усмехнуться своей нынешней наивности, подобно тому, как взрослые усмехаются просьбам и надобностям детей?

— Все приготовлено, — сказал он.

Айххорст подал знак одному из своих подручных, и тот зашел в большой загон. Услышав тонкий скулеж, Палмер по­смотрел на часы — со всем этим пора было заканчивать.

Подручный Айххорста вышел из загона, держа за загри­вок — примерно тем же манером какой-нибудь фермер мог бы тащить поросенка — мальчика не более одиннадцати лет от роду. Глаза ребенка были завязаны, он весь дрожал. Мальчик лягался и судорожно водил в воздухе руками, пы­таясь дотянуться до повязки на лице, чтобы освободиться от нее.