Ирина Щеглова - Самый страшный кошмар лета (сборник)

– Не, ну че, прикольно, ага, – произнес кто-то из наших гостей.

– Прикольно, но неправильно, – съязвила Дашка.

– Че это? – удивился Серый.

– А то это – никакого бога Купайлы не было и быть не могло, его совсем недавно придумали, как и богиню Купальницу.

– А ты откуда знаешь?

– Читала!

– Я же говорю, все это полная фигня, – подал голос Костян.

И снова заспорили, Дашка даже вспомнила о неоязычниках – современных мифотворцах, сочиняющих и придумывающих новых богов и богинь славянского пантеона.

– Вообще-то Даша права, – поддержал ее Глеб, – потому что с богами и богинями действительно большая путаница. Как и с календарями – юлианским и григорианским. Весь мир живет по григорианскому календарю, как более точному, но в России, Греции и некоторых других странах на этот календарь перешли только в начале двадцатого века. Хотя Европа живет по нему с середины шестнадцатого. Разница в две недели! Представляете! И она увеличивается, в конце нашего века будем Рождество праздновать в марте.

– Да при чем здесь март! – возмутилась Дашка. – Я про сейчас говорю, в Европе во многих странах празднуют Иванов день, костры жгут, прыгают через них, бочки и колеса жгут, все очень похоже. Так что мы все празднуем?

– Даша, да ведь понятно же, Солнцеворот, праздник середины лета, – ответил Глеб. – Народно-христианский праздник, если тебе так будет легче. Не нравится Сварог с Купальницей, существуют и другие мифы, например, о Перуне и деве Заре, о богине Макоше, о Роде и Яриле. Но суть остается прежней – культ солнца, божественная свадьба, союз огня и воды.

– Какой ты умный, Глеб, – вздохнула Валя, – а мы тут и не знаем ничего, зато каждый год костры зажигаем и травы собираем, в реке купаемся, бани топим, веники вяжем, песни поем старинные, – она улыбнулась, – сами не знаем зачем, забыли давно, а привычка осталась.

Надя вскинула голову.

– В прошлом году на Ивана Купалу в бане гадали с девчонками, ужасно испугались, – вспомнила она, – подружка в зеркале парня увидела, а потом с ним в электричке встретилась, представляете?

Костян засмеялся:

– Надьк, это она Лешку в зеркале увидела, мы же тогда с парнями вас напугать решили. Свет потушили, в предбанник вот его втолкнули, – он показал на Лешку. Тот радостно подтвердил.

Надя досадливо отмахнулась:

– Ладно, Кость, вы с вашим «напугать хотели» уже достали всех. А только я вот что скажу, может, конечно, она Лешку видела в зеркале, но парень, с которым она познакомилась и до сих пор встречается, ее тоже узнал. И он, и она убеждены, что видели друг друга именно в ту ночь! – она торжественно кивнула. – Он сам ей сказал! В тот момент, когда она видела его в зеркале, он дома был, и ему показалось, будто в комнату вошла девушка. И не смейся, все в точности так и было!

– Надь, ну ты наивная! – откровенно заржал Костя. – Это же старая разводка: «Девушка, вам не кажется, что мы с вами уже где-то встречались?» Парень на ходу сочинил, а твоя подружка повелась.

– Ну и что! – Надя обиделась. – Никакая это не разводка! У них любовь, понял!

– Да понял я, понял. Типа Иван Купала свел, ага… Еще скажите, что только с сегодняшнего дня можно в речке купаться? Русалки и всякая чертовщина… Я тут с мая месяца ныряю, и ничего.

Я молчала, поглядывая на Дашу и Валю. Вспоминала наше столкновение с нечистой силой во время Вальпургиевой ночи. Говорить об этом не хотелось, и спорить тоже. Правда так тесно переплетена с вымыслом, жизнь с выдумкой, мифы с реальностью. Кто знает, где граница, и как близко или далеко мы отстоим от неведомого и невероятного.

Задумавшись, я упустила нить спора и включилась только в тот момент, когда заговорил Леша:

– Не знаю, как насчет русалок, ведьм и всего прочего, но о себе могу сказать, я в прошлом году в лесу заблудился, попал под дождь, фонарик сдох, в общем, несколько часов проплутал, пока понял, что хожу по кругу. Сначала разозлился, психанул, а потом вспомнил, как меня бабка учила, ну и заставил себя, остановился и попросил: «Дедушка Леший, выведи меня отсюда…» Прикиньте, почти сразу на дорогу вышел.

Леха замолчал. Ребята пошевелились. Кажется, кто-то успел задремать, девочки слушали, прижавшись друг к другу, Дашка сладко вздохнула.

Пока мы спорили, занялась заря. Земля чуть сдвинула край одеяла-ночи.

– Смотрите! Рассвет!

Мы вскочили и подбежали к самому берегу. Взялись за руки.

– Вот, сейчас!

И взошло солнце!

Поднялось, заглянуло в реку, отразилось в ней, отражение заиграло, разделилось, и вот уже два, три солнца жидким золотом разлились в воде, разлетелись светлые блики солнечными зайчиками, защекотали, тронули ресницы и щеки мягкими пушистыми лапками, разбежались по траве, вспыхнула роса бриллиантами.

Красное ЯрилоВ небо восходило,Лучами играло,Ободом крутилоЛи-до, ли-до!Ай, да, ли-до, ли-до!

Вернувшись к бабушкам, хоть и уставшие, но очень довольные, мы с Дашкой, прежде чем завалиться спать, стали расспрашивать: когда на самом деле праздновать Ивана Купалу?

– На Рождество Иоанна Крестителя надо в церковь ходить, а не на бесовские игрища, – ответила Натуся. Клавдия взглянула на нее и спрятала улыбку.

– Обязательно пойдем, – сказала она, – аккурат – седьмого июля. Большой праздник!

Магия

Я помню Натусю и Клавдию столько же, сколько себя. Живут они вдвоем в маленьком деревенском, разделенном на две половины домике. В детстве я у них часто бывала. Сестры знают много такого, о чем только в книжках со сказками написано. Знают обе, но Клавдия рассказывает лучше, с цветистыми подробностями.

– Ба, кто такая ведьма?

Клавдия и давай рассказывать: есть, мол, такие женщины, которые умеют колдовать.

– Волшебницы? – уточнила я.

– Да какой там! – отмахнулась Клавдия. – Хотя, – она призадумалась, – можно сказать, что и волшебницы. Только это будет не по-нашему. По-нашему уж скорее – ворожея, та, что ворожит, скрытое узнает, тайное видит, ну и наделать может, если что. Они ведь разные бывают, ворожейки эти, есть и настоящие, но больше – липовые, те, что обещают чудеса за деньги. А по мне, так все одно – грех.

– Значит, настоящие ворожейки могут творить чудеса? – заинтересовалась я.

– Да ты откуда нахваталась-то? – забеспокоилась Клавдия.

– Трындычиху увидела, – коротко бросила Натуся.

Клавдия посмотрела на меня и задумчиво кивнула.

– Эта самая злобная и есть! – заявила она. – Злющая, да сильная; раньше-то против нее никто устоять не мог. Уж кого невзлюбит, до могилы доведет! Все по домам ходила, высматривала себе жертву. Пришла как-то к Митрофанычевым, за стол села и сидит, молчит, да на хозяев нехорошо поглядывает. Сам-то и не выдержал, прикрикнул на нее, мол, делать дома, что ли, нечего, по чужим дворам шастаешь да людей пугаешь!