Игорь Николаев - Дети Гамельна

Вверх-вниз-вверх-вниз… К чертям собачим камень, блевать можно и с лошади. Только бы не сверзиться в процессе…

И в это мгновение краем глаза сержант заметил то, от чего служивая душа мигом приказала отставить расслабление духа и желудка.

— Капитан! — во все горло заорал Мирослав.

Швальбе вынырнул буквально через миг, словно не трусил впереди на коне с видом барона какого или даже цельного маркиза, а стоял за спиной, ожидая сержантского вопля.

— Чего орешь, словно попадья промеж ушей лобызнула? — капитан недовольно присмотрелся к месту, куда ткнул пальцем Мирослав. Не поверил, присмотрелся внимательнее. Негромко охнул и задумчиво почесал затылок, сбив на лоб шляпу.

Затем Швальбе вытащил из вьюка походную чернильницу и начал тщательно зарисовывать увиденное. Капитан, высунув от усердия кончик языка, переносил на пергамент каждый штришок, могущий пролить свет на причину появления в местных горах существа, способного оставлять на крепчайших камнях следы когтей.

— Забавно-то как, ой, забавно получается… Смотри, сержант, чтобы ни одна курва больше не прознала.

— Вот спасибо, сыночек, за «курву»! — Отец Йожин, расчувствовавшись, кинул в рот кусок кнедлика и запил темным «козелом», а, прожевав, уточнил. — Мирослав, это тот, что на глистявого медведя похож, тощий, жилистый и вечно сердитый? Который все никак решить не может, то ли из Дикого Поля в Чехию занесло, то ли от черкесов прибило?

— Ага. Тот самый.

— Вот смотрю на тебя, Гунтер, и все понять не могу, где ты таких людей находишь. На трех исповедях про шалости ваши ни полсловом не обмолвились… — грустно сказал Отец Йожин и снова захрумкал прожаренным тестом.

— Да вот, — развел руками капитан, — приблудился ненароком. А что до людей, так везет мне на них. А им на меня.

— Золотые слова, сынок. Подручные, они все решают…

Сложнее всего оказалось завернуть в те места во второй раз. Вроде бы и от Дечина с полторы недели конным ехать — немного. Но вот не получалось никак, и все тут. Ландскнехту хорошо, он идет, куда хочет, если безработный. Но безработный, значит бедный. С одной стороны, умереть от голода Швальбе никто бы не дал. Все же меч, проданный Ордену еще до рождения, значил многое, пусть даже блудный сын Ордена долгое время предпочитал богоугодным делам неверную карьеру ландскнехта. Но был немаловажный нюанс. Сидя на одном месте, любой орденский мог рассчитывать исключительно на хлеб и воду, благо в реках ее полно. А вот такие прелести жизни, как вино и мясо, требовали денег. Бедность же и связанные с нею ограничения Швальбе терпеть не мог, поэтому по долгу службы его заносило то в Мюльдорф, то вообще в Нижние Земли. А случалось и вообще в такие глухие места, откуда, кажись, до антиподов рукой подать. Никак, короче говоря.

Но раз поселившись в уме, полезная мысль и разумное намерение никак не желали уходить. Поэтому однажды капитан решил, что пора брать судьбу в собственные руки. Вот и пришлось, забыв о положенном порядке, ночью вывести коня да прогрохотать подковами по Старомястскому мосту, пока никто опомниться не успел. Доклада в Ратушу Швальбе не боялся. Кому положено, знали, что лучше не соваться в дела Дечинского Замка — целее будешь. А уж спрашивать подорожные у орденских местную стражу отучили еще при Крысолове. Да и зачем им подорожная, ежели через одного неграмотные?..

Долго ли, коротко ли, но одинокий всадник добрался до приметного места.

Следов на камне уже не осталось, чему капитан, впрочем, нисколько не удивился. Больше полугода прошло, а с ними дождь, ветер, да и мало ли что еще. Может, камнеедка сожрала? Тварей всяких в горах полно. На пару сотен лет вперед. Никто, как говорится, не уйдет обиженным. На каждого татцельвурм найдется.

Ладно, направление примерно известно. Как и любой солдат, Швальбе верил в судьбу и удачу, но при этом всегда старался как можно меньше зависеть от переменчивости этих ветреных красоток. Он заранее озаботился поисками соответствующей карты и нашел достаточно подробный свиток в обширном архиве Замка. Карте, правда, столько лет, что не всегда можно было понять, то ли изгиб ущелья обозначен, то ли мухи натоптали. Помимо этого капитан узнал в архивах еще немало других полезных вещей и надеялся, что они тоже пригодятся в его рискованном предприятии.

Коня пришлось довольно быстро оставить — даже умная животина не прошла бы узкой тропой, ведущей в гору. Швальбе хотел, было, привязать его к низкорослому деревцу, но, взвесив собственные шансы вернуться, отпустил на вольный выгул. Если хозяин спустится обратно, конь все равно к нему придет. А если не судьба, незачем живой душе мучиться.

Капитан проверил, как ходит в ножнах палаш — не вывалится ли ненароком? Или наоборот, не застрянет ли в неподходящий момент. Там, куда он собирался, оружие было бесполезно, но все же с привычной железкой казалось как-то спокойнее.

Вздохнув и витиевато да богохульно выругавшись для поднятия духа, наемник полез по осыпающейся тропе, которая вилась хитрыми стежками.

— Приветствую, тебя, рыцарь!

Швальбе оступился на крутом повороте. Хоть и ждал чего-то в этом роде, но все равно нога дрогнула от неожиданности. Вниз обрушилось преизрядно камней, так что от тропки остался узкий карниз, шириной не больше ладони. Капитан прижался к почти отвесной стене, переводя дыхание. Щека чувствовала нагретый вечерним солнцем камень.

— Не ломай мои тропки! — насмешливо предложил все тот же голос. — А то скатишься вниз, убьешься ненароком, и я не узнаю, зачем столь достойный рыцарь пробирается козьими дорогами непонятно куда!

Невидимый собеседник выражался странно. Слова звучали по-женски высоко, даже пискляво, но в то же время непривычно громко, с подвизгиванием в конце фраз. Говорил определенно не человек. Но на обычный бубнеж нежити это не походило, да и тон был довольно-таки доброжелателен. Швальбе рассудил, что если бы его хотели убить, то труп капитана уже лежал бы далеко внизу, измочаленный о валуны.

— Да так, считай, случайно забрел! — пропыхтел Гунтер. Прижимаясь к стене лицом, и стараясь не смотреть под ноги, он кое-как сумел пройти-проползти выкрошившееся место.

— Мимо проходил, да и решил дорогу сократить.

— Удачно сократил, — невидимка хихикнул, но закончил уже не так весело, почти с угрозой. — И попал куда надо.

Из-за следующего поворота шагнула огромная туша, заросшая серо-зеленым мехом. Остановилась, перегородив узенькую тропку. Из-под здоровенных лохматых надбровий на солдата уставились маленькие круглые глазки.

— Матка Бозка… — невольно прошептал капитан, хотя и готовился увидеть что-то подобное. Хоть и зарекался хвататься за оружие, но руки сами привычно сделали, что надо. В морщинистую, изборожденную глубокими складками рожу тролля твердо уставились два пистолетных ствола.