Стивен Кинг - Доктор Сон

— Надо было переставить торт или пудинг по другую сторону от тарелки, — сказал Дэнни.

— Конечно, я пробовал. Я же не дурак. Но он переставлял его обратно, говоря, что десерт должен быть справа.

Дик помолчал, глядя на океан, где длинный белый кораблик медленно двигался вдоль линии, разделяющей небо и Мексиканский залив.

— Иногда, когда мы оставались одни, он меня кусал. А когда я однажды пригрозил, что пожалуюсь папе, если он от меня не отстанет, он затушил окурок об мою голую ногу. Он сказал: «И об этом тоже ему расскажи, и посмотрим, много ли тебе будет от этого толку. Твой папаша все про меня знает и слова мне не скажет, потому что он трус и потому что он хочет заполучить мои денежки, когда я помру — а я пока что помирать не тороплюсь».

Дэнни слушал, вытаращив глаза. Он всегда думал, что сказка про Синюю бороду — самая страшная в мире, страшнее некуда. Но эта история оказалась хуже. Потому что она была правдой.

— Иногда он говорил, что знает одного плохого человека по имени Чарли Мэнкс, и если я не буду делать что он велит, то он позвонит Чарли Мэнксу по междугородному телефону, и тот приедет в своей шикарной машине и заберет меня туда, куда попадают плохие дети. Потом дедушка засовывал мне руку между ног и снова начинал тискать. «Так что ничего ты не скажешь, Дики-Птенчик. А если скажешь, старина Чарли будет держать тебя с другими детьми, которых он украл, до самой смерти. А когда умрешь, то попадешь в ад и будешь гореть в вечном огне. Потому что ты настучал. Неважно, поверят тебе или нет, — стукач есть стукач».

Я долго верил старому мерзавцу. Даже Белой Бабушке ничего не говорил, той, что сияла. Я боялся, что она решит, будто я сам виноват. Был бы я постарше — знал бы, что это не так, но я был совсем малыш. — Он снова помолчал. — Но это еще не все. Ты знаешь, о чем я, Дэнни?

Дэнни долго смотрел Дику в лицо, перебирая мысли и образы в его мозгу. Наконец он произнес:

— Ты хотел, чтобы твой отец получил деньги. Но они ему не достались.

— Нет. Черный дедушка все оставил приюту для сирот-негритят в Алабаме, и я даже знаю, почему. Но не в том суть.

— И твоя хорошая бабушка ничего не знала? И не догадалась?

— Она знала, что дело тут нечисто, но я от нее отгородился, и она не стала настаивать. Просто сказала мне, что когда я буду готов поговорить, она будет готова послушать. Дэнни, когда Энди Хэллоранн умер от инсульта, я был самым счастливым мальчиком на земле. Мама сказала, что мне необязательно ехать на похороны, что я могу остаться с бабушкой Роуз — Белой Бабушкой, но я сам хотел поехать. Еще бы не хотеть. Мне надо было убедиться, что Черный Дедушка и правда умер.

В тот день шел дождь. Все стояли над могилой с черными зонтами. Я смотрел, как его гроб — наверняка самый большой и самый лучший в его бюро — опускали под землю, и вспоминал все те разы, когда он выкручивал мне яйца, все окурки в моих тортах и тот, который он загасил об мою ногу, и как он царил за обеденным столом, словно сумасшедший старый король в шекспировской пьесе. Но больше всего я думал о Чарли Мэнксе — которого Черный Дедушка, конечно же, выдумал, — и что дедушка теперь не может позвонить никакому Чарли Мэнксу по междугородке, чтобы тот приехал за мной на шикарной машине и увез к другим похищенным мальчикам и девочкам.

Я заглянул за край могилы — «пускай посмотрит», сказал мой папа, когда мама попыталась меня оттащить, — и увидел гроб в этой мокрой яме, и подумал: «Ты там на шесть футов ближе к пеклу, Черный Дедушка, и скоро ты туда доберешься. И надеюсь, дьявол закатит тебе тысячу горячих своей пылающей рукой».

Дик полез в брючный карман и вытащил пачку «Мальборо» с засунутой под целлофан книжечкой спичек. Он сунул в рот сигарету и долго не мог поднести к ней спичку, потому что у него дрожали и руки, и губы. Дэнни с изумлением увидел в глазах Дика слезы.

Догадываясь, к чему движется история, Дэнни спросил:

— Когда он вернулся?

Дик глубоко затянулся и, улыбаясь, выпустил дым.

— Ты ведь не копался у меня в голове, чтобы это узнать?

— Нет.

— Через полгода. Однажды я пришел из школы, а он лежал голый у меня на кровати с полусгнившим членом наизготовку. Он сказал: «Иди, садись на него, Дики-Птенчик. Ты мне всыплешь тысячу, а я тебе две». Я заорал, но услышать меня было некому. Мама с папой оба работали: мама в ресторане, а папа в типографии. Я выбежал и захлопнул дверь. И услышал, как Черный Дедушка встал… топ… прошел через комнату… топ-топ-топ… а потом я услышал…

— Ногти, — проговорил Дэнни почти неслышно. — Как они скребут дверь.

— Точно. Больше я туда не заходил до ночи, когда мама и папа уже оба были дома. Он исчез, но остались… следы.

— Конечно. Как у нас в ванной. Потому что он начал портиться.

— Именно. Я поменял белье — я это умел, мама меня научила за два года до того. Она сказала, что я уже слишком большой и прислуга мне больше не нужна, что прислуга бывает у белых мальчиков и девочек, таких, за какими она ухаживала, пока не стала официанткой в «Бифштексах от Беркина». Неделю спустя я увидел Черного Дедушку в парке на качелях. Он был одет, но костюм его был весь в какой-то серой дряни — наверное, в гробу завелась плесень.

— Да, — отозвался Дэнни. Он говорил шелестящим шепотом — все, что мог из себя выжать.

— Но ширинка у него была расстегнута, и все хозяйство торчало наружу. Прости, что я все это тебе рассказываю, Дэнни: маловат ты про такое слушать, но тебе надо это знать.

— И ты пошел к Белой Бабушке?

— Пришлось. Потому что я знал то же, что и ты: он будет возвращаться. Не так, как… Дэнни, ты когда-нибудь видел мертвецов? Нормальных мертвецов, я хочу сказать. — Он засмеялся, потому что это звучало смешно. Дэнни тоже так показалось. — Призраков.

— Несколько раз. Один раз их было трое, возле перехода через железную дорогу. Двое парней и девушка. Подростки. Может, они там погибли…

Дик кивнул.

— Обычно они остаются там, где перешли в мир иной, пока не попривыкнут к тому, что мертвые, и не отправятся дальше. Некоторые из тех, кого ты видел в «Оверлуке», такими и были.

— Я знаю. — Возможность поговорить об этих вещах, и поговорить с тем, кто о них знал, приносила ему неописуемое облегчение. — А еще я один раз видел женщину в ресторане. Знаешь, бывают такие, со столиками на улице?

Дик снова кивнул.

— Она была непрозрачная, но больше никто ее не видел, и когда официантка задвинула стул, на котором она сидела, то женщина-призрак исчезла. Ты тоже их видишь?

— Давно не видел, но у тебя и сияние посильнее, чем было у меня. Оно с возрастом немного уменьшается…