Вадим Назаров - Круги на воде

Они остановились на высоком холме, когда солнце, прокатившись по стае птиц, разорвалось над горизонтом на тонкие полосы: алые, пурпурные, фиолетовые, лимонные. За осиновой рощей, что трепетала на подошве холма, мелькали огоньки деревни.

Нам туда, – сказал Каин, – земля брезгует моим семенем, значит, его должна принять женщина. Всех моих детей унесло Потопом, Он хочет избавиться от меня.

Низко, чиркнув лапами по голове зверолова, над холмом пролетела серая цапля. Безымянный проследил ее полет до самых белых столбов, что поднимались над избами. Внутри теплых домовых дымов спали Ангелы-Хранители. Цапля коснулась дыма крылом, столб качнулся, один из Ангелов открыл глаза. Цапля хрипло вскрикнула и шарахнулась в сторону. В деревне залаяли собаки.

Белый глаз Безымянного слезился. Человек внимательно следил за ним.

Ты видишь Их, – оживился Каин. – Так я и знал. Скажи, какие Они, красивые, лучше меня? Что Они делают, Они видят нас?

Первенец схватил Безымянного за морду и, смрадно дыша, заталкивал свои вопросы волку в нос. Волк мотал головой, вырывался. Каин понял его жест по-своему, как отрицание. Он отпустил волка, расслабился и решил подождать до утра, когда Ангелы молятся, женщины спят, а Луна, уходящая на темную сторону Земли, увеличивает мужскую силу.

В детстве Они играли со мной, – бубнил злодей, засыпая, – а потом родился брат, и все меня бросили. А ведь я по праву первородства подобен Им и даже имею власть над Девятым чином. Скажи, почему моя жертва не была принята?

О каком первородстве он твердит? – думал волк, вылизывая чутье. – Самая последняя мошка появилась раньше, а Ангелы, как по-голубиному пела река, вообще вышли из Бога за день до Понедельника. Они появились не по Слову, а по Дыханию, и как рыба не подобна камню, так и Ангел не подобен Каину. Даже нечистый волк не принял от остатков его еды, почему же Господь был должен принять?

Когда утренняя звезда поднялась над осиновой рощей, проклятый спал, широко раскинув ноги. Руками он держался за голову, чтобы не раскололась от жутких снов. Волк стоял над ним и видел, что под страшной растрепанной бородой охотника – нежное белое горло. Губы Безымянного разрезала презрительная улыбка, тетива которой была натянута на лютые волчьи клыки.

Каинов рог был наполнен туманным светом, в нем проносились перевернутые сновидения. Волк увидел там румяного мальчика у ног беременной Евы; Ангелов, что представлялись спящему рогатыми чудовищами; Авеля с удочкой на речном камне.

Огненное колесо, исполненное очей, каталось в голове несчастного, превращая сны в пепел. Каин хрипел и отплевывался во сне.

Адам, – думал Безымянный, – учился умирать 930 лет, каиниды довели мир до Потопа, а сын смерти, убивший обоих моих отцов, до сих пор жив, и никто не смеет вредить ему.

Каин заворочался, раскинул руки, забормотал оградительное заклинание. Волк успел отпрыгнуть. Теперь он стоял в ногах исполина, и заключенная в крови безымянная душа билась в волчьих венах, как весенняя река в берегах. Ангелы в деревне затянули утренние гимны. Петух, разбуженный их ясными голосами, принялся кричать.

Волгид не стал убивать человека, просто полоснул его по стопе, срезал три пальца, чтобы не мог бегать. Еще до того как Каин с ревом выскочил из сна в явь, волк увидел, что фонтаны крови из раненой ноги не впитываются в землю, но извиваются на ней, словно угри, шипят и не знают, куда податься.

Женщина не примет его семени, – решил волк, – сломанная ветка не плодоносит.

Ангел Девятого чина Ототил, что значит Доброе Знамение, видел, как волк стремится к реке, тяжело припадая на задние лапы под тяжестью свалившегося на него наказания, как на холме корчится и орет первобытное существо, и охотники из деревни бегут, окружая холм, с копьями наперевес.

Раненого отнесли в деревню, Ототил пометил пучком сельдерея дверь, за которой он исчез.

Над дымами зависло тяжелое грозовое облако, несущее в своем теле заставу нечистых духов, которые в ветхие времена патрулировали небо, закрывая невинным душам путь в горнии. Ангелы выхватили мечи и повернули их так, чтобы солнце отражалось в клинках. Туча забурлила, разродилась грибным дождем и повернула к Волге.

Ангелы запели заклинательные молитвы. В деревне мычала корова и плакал ребенок.

Вечером Ототил навестил волка. Безымянный зализывал рану на задней лапе. Копьем ему перебило сухожилие. Ангел явился волку в образе синицы.

Спаси, Господи, – просвистел Ангел.

Мир тебе, – ответил Безымянный, – мне спасать нечего, душа моя смертна и солона.

Смертные души не судят, не отправляют в Ад, для них нет самого греха, – сказал Ангел. – Ты счастливее многих царей земных, потому что обращаешься к Господу как бесплотный дух, славя его дыханием.

Почему же, – отвечал Волк, – я знаю молитву, меня научила мать.

Как же ты молишься? – спросил Ангел.

Я долго повторяю какое-нибудь слово, пока из него не вытечет все земное. Там остается Бог.

Ты молишься неправильно, – сказал Ангел. – Молись так…

Ототил взъерошился и пропел молитвенное воздыхание.

Безымянный слушал его, наклонив голову набок и высунув язык.

Закончив, Ангел улетел, не попрощавшись. У речного плеса он принял свой обычный облик и пошел по воде, залитой вечерним светом, чтобы увидеть осетров, которые, как говорят, общаются друг с другом без слов и запахов, при помощи одних движений.

Он любовался рыбьим балетом, когда в спину его ткнулся холодный нос. Ангел оглянулся и увидел волка, стоявшего на воздухе над самым омутом.

Я забыл слова, – сказал Безымянный, – как следует воздыхать, повтори, пожалуйста.

Молись как раньше, – помедлив, сказал Ангел, – у тебя была мудрая мать.

Он благословил Безымянного и дал ему имя Чумак, что значит почитающий соль. На руках принес Ототил из земли Нод молодую волчицу, потому что волк, как и всякая тварь, не должен жить один. От семени Чумака пошли нынешние волки, а от Полкана считают свой век шакалы и сторожевые псы. Чумак был последним из этого рода, кто разговаривал с Ангелами.

За Каином ходила Милка, беременная молодуха, мужа которой, сказывают, задрал медведь. Мужа нашли в лесу, он был бортник, все сорок локтей его кишок были развешаны на елке, как мокрые сети. А в пустом животе лежал сухой пчелиный рой в позеленевших сотах.

Каинова нога долго не заживала. Он еще хворал, когда Милка родила за льняной занавеской крикливого голубоглазого мальчика с килой. Имя ему нарекли Тихон, чтобы с годами успокоился.