Вадим Назаров - Круги на воде

То был взгляд, летящий сам по себе, и он видел, как небо свивается в тугой свиток, подобие трубы или ствола. Взгляд оставался внутри, а навстречу неслись сияющий газ и хрустальный снаряд.

Золотой поршень пронесся мимо, обрезав мои ресницы, а за ним, как вагоны за локомотивом, следовали прозрачные цилиндры, внутри которых не было ничего, кроме Ангелов. Должно быть, это был один бесконечный алмазный столб, а на части его разделил я мановением ока.

Ближние Ангелы были видны целиком, дальних я различал лишь по бликам на крыльях и проблескам в драгоценных глазах. Как воздух состоит из молекул различных газов, так этот нестерпимый свет состоял из Ангелов. Они двигались кругами, каждый существовал отдельно, но свободного места между ними не было.

Зрение прилипло к прозрачной стенке, а больше у меня ничего не осталось, даже рук, чтобы протереть глаза. Один Ангел на мгновение завис с той стороны, словно снег за стеклом. То был Руахил, он благословлял меня.

Я вдруг понял, что не успел узнать о своем смертном часе, и куда, в Рай или в Ад, ушли мои деды, и припомнятся ли мне те смертные грехи, что совершены во сне и до св. Крещения, но Руахила уже не было. Вагоны Девятого класса кончились, в луче появились превышающие Ангелов. Я хотел было рассмотреть их получше, но свет, внезапно качнувшись, стал нестерпимо ярок, и глаза мои лопнули.

От меня осталась лишь прозрачная соленая капля, что летела вниз вместе с веселым дождем. Земля манила ее невесомой пыльной ладонью, и ветер крутил ее.

15. Многоголосица

В отличие от человека волк может жить без имени до четырех лет. У волка нет персонального Ангела, и никто в горних не молится за него, кроме Первой Матери. Но Луна лежит на самом дне небесного колодца, и слова ее до Бога не долетают, но превращаются в ядовитые ягоды на лесных кустах.

Человек трижды меньше своего имени, которое принадлежит Святому-покровителю, как отчество принадлежит отцу, а фамилия – основателю рода.

Сын Волги остался один, и некому было окликнуть его. Но он был больше, чем пустота или молчание. Он видел свою тень на теплом речном песке и решил, что тень и будет ему вместо клички.

Безымянный посмотрел на солнце, закрыл глаза и долго рассматривал прорастающие сквозь темноту синие нити, похожие на усы вьюнка. Кто-то карабкался по стволу его зрения, но никак не мог дотянуться до зрачка и соскальзывал. Так повторялось уже много раз, едва волк оказывался на речной косе у молодого бора, где в Волгу впадала Жабня.

Безымянный считал матерью реку и не понимал, отчего тело его не пропускает свет.

Наверное, я еще слишком молод, – думал волк, – но придет время, и зацеплюсь лапами за устье, а хвост упадет в исток, а камни, что у меня внутри, станут видны снаружи. Он пил из реки и думал, что вода – это главное. Даже на небе, – ворчал Безымянный, – одна вода.

Однажды он видел на небе водоворот. Бог провел по тверди рукой, звезды выскочили из гнезд и закружились в воронке, словно сорванные грозой лотосы. Буря прошла, а звезды так и остались свитыми в спираль.

Когда вода успокоилась, Безымянный увидел свое отражение. Оно не было похоже на тень, потому что в нем плавали два разноцветных глаза. Один, синий, – в мать, другой, белый, – в дядю. Синим глазом Безымянный видел все как есть, белым – соль, серебро и чистотелых русалок.

Волк коснулся воды языком, и отражение разбилось, пугая осколками рыб, которых Волга несла в своем плодородном животе в прохладные омуты, не забывая и о доле своего питомца. Безымянный стыдился, что мать кормит его с руки, как щенка, унижая в волке охотника. Он фыркнул и, наступая на скользкие рыбьи туловища, побрел по мелководью к берегу. Волк вдыхал ветер и читал в нем, как на коре дерева, что на ближней лужайке, где он пометил камень, пасется теплое мясо.

Стволы сосен стояли в бору, плотно прижавшись друг к другу, как в срубе. Безымянный прочертил когтями метку на коже того дерева сквозь дупло в котором шла его тропа к водопою. Из царапины капала похожая на мед ароматная смола и, ударившись о землю, превращалась в янтарь. На полпути волк почуял неладное. От камня летел властный, как команда, запах крови. Волк хотел остановиться, но продолжал бежать.

Существо, похожее на больного Ангела, лежало на поляне, рядом валялась растерзанная овца. Выпавшая из ее брюха кишка была привязана к дереву. На поляне суетились жуки, и мухи слетались на поживу.

Безымянный брезгливо хрюкнул и проглотил слюну. Больной встрепенулся от этого звука и поднял голову. На загорелом лбу охотника блестел перламутровый рог – Божья Печать. Это был Каин, он манил Безымянного пальцем.

Волк оскалился и зарычал. Человек расхохотался, запустил в него овечьей челюстью.

Иди сюда, – сказал Каин на понятном Безымянному наречии. – По смерти отца я – единственный наследник, ты обязан подчиниться мне.

Он протянул волку лиловую печень, когда тот осторожно приблизился. Безымянный сморщился и отказался принять.

Правильно, – сказал Каин, – я сам ненавижу мясо, но Земля перестала родить от меня. Я сеял на жирном заливном лугу семена злаков, поливал их слюной и боронил зубами, но взошли только чертовы пальцы.

Первая борозда на лице Земли – моя, и хлеб до Конца Времен будут печь в форме моей левой коленки, а я теперь ем червей. – Каин плюнул себе в бороду, рыгнул и скривился. Глаза его были темны, от него пахло плесенью, кислой травой и вином.

Безымянный попятился, он вспомнил колыбельную для непослушных детей, где был помянут настоящий отец Каина. От змея в этом могучем мужике ничего не было, разве что – третье веко.

Не бойся, – сказал сын Евы, – в Его зверинце есть твари пострашнее меня.

Руки и грудь охотника были покрыты тонкими белыми шрамами. Волк понял, что Каину не раз приходилось убивать себя. Человек, кряхтя, поднялся с земли, он был большой и голый, в волосы на его лобке были заплетены колоски и клешни раков, под мышками болтались корни прошлогодних трав, в бороде торчали птичьи перья, а в косах на голове чадили живые угли от лесного пожара. Каин жестом приказал волку следовать за ним и побежал сквозь чащу. Ветки не били его по лицу, но, едва размахнувшись, с треском ломались. Он бежал быстро, волк задыхался.

На бегу грешник выкрикивал слова на том языке, древнее которого нет. Слова стукались о деревья, пробивали в них дупла и стекали по стволам в землю. Это был текст проклятия, которым Господь запретил вредить третьему из людей.