Марьяна Романова - Болото

Ближе к ночи, когда другие жители деревни расходились по своим домам, старуха наконец выбиралась на улицу. Сперва какими-то бытовыми проблемами занималась – воды принесет, поогородничает немного (хотя какой там у нее огород – так, несколько грядок с травами), на крылечке просто посидит, глядя вдаль. А потом, когда свет в окнах соседей гас, Марфа куда-то уходила. Иногда возвращалась уже спустя несколько часов, но бывали дни, когда она отсутствовала до самого рассвета.

И вот однажды Яна пошла за старухой. Это было трудно – походка у той быстрая, а слух – собачий. Первая попытка слежки неудачной оказалась – Яна быстро потеряла соседку из виду – та шмыгнула в пролесок и была такова. Но в другие дни ей везло больше.

А надо сказать, изначально Яной банальное любопытство руководило, а вовсе не желание вмешаться в чужие секреты. Да и не верилось ей, что у простой деревенской бабки могут быть какие-то тайны мрачные. Может быть, она просто день и ночь местами перепутала. Может быть, она из тех мизантропов, которым ночью, в пустоте и темноте, удобнее жить. Но правда, открывшаяся Яне, оказалась завораживающей.

Во-первых, как минимум раз в неделю старуха посещала тот лес, о котором сама же и говорила как о запретном месте. И все другие жители деревни их предупредили: в лес на окраине ходить не стоит, болото там топкое, много жизней унесло. Однако старуха входила туда без страха и осторожности, проводила там несколько часов и возвращалась обратно, даже ног не запачкав.

Во-вторых, старуха любила гулять вокруг местной церкви. Путь до церкви неблизким был – построили ее на равном расстоянии от нескольких деревень, пешком часа полтора, не меньше, добираться. Долгий путь старуху, казалось, совсем не утомлял. И даже добравшись до церкви, она не садилась на одну из косорылых деревянных лавочек, построенных для отдыха прихожан – нет, она сразу же принималась наматывать вокруг часовенки круги.

Сначала Яне показалось, что Марфа беспорядочно ходит, но потом заметила и закономерность – старуха всегда шла против хода солнца и всегда – семь раз. После такой странной прогулки она, как правило, на кладбище заглядывала. Сторожа на деревенском кладбище не было – нечего и не от кого там охранять. Старуха беспрепятственно бродила среди могилок. Иногда что-то поднимала с земли и клала в карман, а иногда наоборот – на могилах принесенное с собою оставляла. Что именно – Яна не видела, боялась она ближе подходить.

Однажды Яна увидела, как старуха на одной могиле на корточках сидит – раскорячилась, как птица на насесте. Глаза стеклянные, а губы бормочут что-то. А потом на землю легла, как будто бы спать собиралась, ухо к могильному холмику прислонила и слушает. Словно под землей есть кто-то, кто ей может что-то нашептать.

Яна сказала родителям:

– А соседка-то наша – подколдовывает, похоже.

– Придумаешь тоже, – отмахнулась мать. – Обычная одинокая старуха. Не похожа она на ведьму.

– А как ты думаешь должна ведьма выглядеть? – усмехнулась Яна.

– Никак. Их не существует. – На этом разговор был окончен.

Люди, которые с детства живут между сном и бодрствованием, часто открывают незримое. И не поймешь – кто и в самом деле умеет гостить по ту сторону, а потом возвращаться в будни, а кто – просто сошел с ума. Граница между шизофренией и ясновидением чересчур тонка и неохраняема, и перебежчиков – толпы.

Мать Яниной приятельницы летала по ночам. То есть, никто этого не видел, но так она всем рассказывала. Спала она всегда за дверью, закрытой на замок, и подсмотреть за тем, что с ней ночью происходит, было невозможно. Пока ее дочь маленькой была, ей нравилось, что мама такая необычная, как будто бы в сказке живет. Потом подросла и очнулась: а мама-то, похоже, болеет, и уже очень давно. С другой стороны – во всем остальном, кроме этих полетов, она совершенно обычна. Ходит в обычный офис, и вроде бы, коллеги даже уважают ее как хорошего бухгалтера.

Дочь нашла хорошего психиатра и пригласила его на ужин в семью – тот поел картошки с грибами, а потом сказал: не стоит волноваться, это просто богатая фантазия.

«Если бы фантазия была богатой, были бы разные сюжеты, а тут всегда одно и то же», – мрачно думала девушка.

Летала мать не каждую ночь, а только по растущей луне и в определенные дни, как по расписанию.

– Мам, ты что – электричка? – дочь пробовала низвести безумие в область натужного юмора. – Почему понедельник и суббота?

– Каждый день планете определенной принадлежит, – терпеливой интонацией какого-нибудь сказочного профессора Дамблдора объясняла мать. – Понедельник – лунный день, Гекату славить положено. Суббота – Сатурну отведена, небесной матери.

Когда не получилось с психиатром, девушка обратилась к книгам – и научным, и тем, которые в прошлые времена назывались запретными. Вторые, конечно, были гораздо интереснее. Она собирала информацию о летающих женщинах – правда сохранилось все это только в форме инквизиторских допросов.

Спустя несколько месяцев поиска она сама вполне могла бы работать в психиатрической лечебнице консультантом по колдовским полетам. Она знала, что почти все ведьмы используют для полетов особую мазь, рецепт которой веками охраняется. В материалах дела от 1521 года она нашла, что мазь такая готовится из толстого куска мяса сваренных детей, желательно некрещеных. А у Френсиса Бэкона вычитала, что жир детей, вырытых из могил, следует смешать с соком волчьих ягод и ползучей лапчатки. Другая ведьма под пытками призналась, что способность летать она получает после того, как съест сваренный мозг черного кота. Тягучая, как смола, темная ересь была болото – начинаешь читать и уже не можешь остановиться.

Та девушка Яне много о ведьмах рассказывала. «Она была прекраснейшей девушкой в Вюрцбурге», – написал сентиментальный палач о некой девятнадцатилетней Барбаре, сожженной за колдовство. Сколько женщин, обычных горожанок, не замеченных даже в собирательстве трав, было погублено в темные времена ведьмомании. В церквях стояли ящики для анонимных доносов – можно было кинуть туда бумажку с именем любой соседки, и ее обязаны были проверить палачи.

Всем известно, у каждой ведьмы на теле есть дополнительный сосок, через который она кровью кормит своих фамильяров – животных, которые помогают ей в колдовстве. Если почитать материалы средневековых допросов, создавалось впечатление, что каждая третья женщина рождена с такой генетической аномалией. Может быть, инквизиторы тоже плохо спали по ночам и имели дар видеть незримое.

А мать той девушки все-таки однажды улетела – среди ночи выпрыгнула из окна. Была она обнаженная, все тело пряно пахнущей золотой мазью умаслено, лицо подкрашено как на праздник, волосы чисто вымыты. Лежала под окнами, раскинув сломанные руки и ноги в форме свастики, и даже санитарам из морга, многое повидавшим, было не по себе, потому что лицо покойницы сохранило выражение безмятежного счастья, а губы застыли в вечной улыбке, которую не смогли стереть даже похоронные гримеры. Так и улыбалась, лежа в гробу.