Стефани Бодин - Садовник

Как Соломон в его положении мог куда-то уйти? Я сглотнул. Эту женщину я знал совсем недолго, но чувствовал исходящее от нее зло. Неужели она собралась от него избавиться?

Я подкрался ближе, стараясь не высовываться и в то же время расслышать, о чем они говорят. «Нам некогда ждать мальчишку, — раздраженно произнесла Ева. — Он сорвет весь план. Вы двое, обыщите другие места. Он ничего тут не знает, может забрести куда угодно. А ты оставайся здесь. Как только появится, электрошокером его!»

Шаги удалились, и я высунулся из-за угла. Зеленый стоял спиной ко мне. Ступая как можно мягче, я подобрался к нему сзади. В последнюю секунду он обернулся, но я успел обхватить рукой его шею и вырвать электрошокер. Зеленый что есть сил сопротивлялся, пытаясь ударить меня, однако без своего оружия он был мне не соперник. Конечно, я сознавал, что это рискованно, но все-таки сильнее сдавил ему шею, пока он не перестал брыкаться, а затем отпустил хватку. Трясущейся рукой проверил пульс и с облегчением убедился, что не нанес ему серьезной травмы — он просто потерял сознание.

Оглянувшись по сторонам, я толкнул тяжелую дверь. Как и в прошлый раз, в лицо ударил теплый влажный воздух. Появилось ощущение, что я оглох, потому что сигнализации было уже не слышно. Сердце забилось сильнее, дыхание участилось.

Свет не горел.

Я заставил себя сделать несколько шагов и присмотрелся. Темнота не кромешная, однако увидеть что-либо трудно. Вскоре глаза привыкли, и я разглядел головы — бесконечные ряды голов. Подходить ближе не хотелось, но что делать — мне нужны их лица.

Они сидели с закрытыми глазами.

Я стал прохаживаться вдоль рядов, тщетно пытаясь отыскать Лейлу: бледные, светящиеся лица казались одинаковыми. В такой темноте можно искать вечно.

И я, набрав в грудь воздуха, позвал громким шепотом:

— Лейла?

Тишина. Никто даже не пошевелился.

— Лейла?

Тишина.

— Лейла? — На это раз я произнес имя чуть громче.

А затем сказал своим обычным голосом:

— Лейла.

И услышал слабый отклик:

— Мейсон?

Откуда он исходил, я определить не мог, и позвал еще громче:

— Лейла?

— Мейсон.

Явно где-то далеко в глубине.

Я сделал шаг и чуть не упал, а выпрямляясь, задел чью-то холодную и влажную руку.

— А! — Я отпрыгнул назад.

Надо собраться. Снова шагнув в глубину теплицы, я крикнул:

— Лейла!

И услышал, как сзади кто-то тихо произнес:

— Мейсон…

— Мейсон… — На этот раз слева.

— Мейсон. — Я резко повернул голову в другую сторону, откуда шел звук.

Что за черт…

Наклонившись к ближайшему ряду, я позвал:

— Лейла?

Все глаза в ряду моментально открылись и заблестели. То тут, то там, словно подбрасываемые один за другим мячики, слышалось невнятное бормотание моего имени.

Высокий голос впереди:

— Мейсон…

Справа тихий голос:

— Мейсон…

Девичий слева:

— Мейсон…

Сзади мальчишечий:

— Мейсон…

Голоса неслись отовсюду, громкие и тихие, мальчишечьи и девчоночьи, пока наконец не слились в одно монотонное «Мейсон, Мейсон, Мейсон, Мейсон…».

— Да прекратите же! — Закрыв уши руками, я подался назад, как можно дальше от горящих глаз. — Замолчите!

Они говорили все вместе, думали все вместе.

Как тут угадаешь, где Лейла, если им известно все, о чем знает она? Они словно единое целое, растительная версия расы боргов из «Звездного пути», их не отличить друг от друга…

Я замер, вспомнив о словах Соломон.

Все-таки между ними была некая разница. И я надеялся, Лейла узнает то, что относится к ней.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Я сложил ладони рупором и крикнул:

— Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!

Повторение моего имени разом прекратилось. Тишина.

Давай же, Лейла!

Я крикнул снова:

— Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!

Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!

Я почувствовал, как глаза наполняются слезами, в животе похолодело, и голос надломился, когда я вновь закричал:

— Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!

Пожалуйста!

И тут меня понесло.

— Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!

Снова и снова повторял я эти слова, пока не охрип. Слезы ручьем побежали из глаз.

— Ну как же ты не помнишь?!

Прозвенела сигнализация, и все вокруг затуманилось. Блестки водяной пыли падали мне в ладони, вода стекала сквозь пальцы на пол.

Опустив плечи, я поднес ладони к лицу и почувствовал, что морось прекратилась.

Вдруг из глубины теплицы послышался слабый девичий голос:

— «Убегу я от тебя», — сказал он.

Я опустил руки.

— «А я, — сказала мама, — за тобой побегу».

Застыв, я с надеждой ждал.

— «Ты же мой зайчонок», — прозвучало вдалеке, слева.

Улыбнувшись, я вытер кулаком слезы и пошел на голос.

Другие тоже бормотали слова вслед за Лейлой, но их голоса не заглушали ее. То и дело поскальзываясь на гладком полу, я заторопился к ней, выкрикивая строчки из сказки, и она отвечала на каждую.

Важно было отыскать ее, пока мы не дошли до того места, на котором она засыпала. Случись это — и мне никогда ее не найти.

Я бежал в конец теплицы, откуда только что звучал голос Лейлы. Оставалась лишь одна строчка… мой последний шанс.

Ее последний шанс.

Наш последний шанс.

Остановившись, я набрал полную грудь воздуха и произнес первую часть:

— «Тогда, — сказал зайчонок…

Я затаил дыхание.

Откуда-то слева, совсем близко от меня, послышалось:

— …я стану крокусом в тайном саду».

Лейла.

С горящими — как у всех — глазами, лицом бледным и искрящимся, она тянулась ко мне в темноте. Никогда в жизни я не видел ничего до такой степени жуткого и одновременно прекрасного.

Она сидела лишь в нескольких ярдах от меня, но как только я стал пробираться, остальные, подражая ей, тоже протягивали руки, цеплялись за мои джинсы. Пытаясь оттолкнуть их, я потерял ботинки. Меня облепили со всех сторон, последние несколько футов я полз по-пластунски. Когда я протянул Лейле ладонь, она взяла ее и не отпускала.

— Ты в порядке? — Я обхватил ее лицо руками.

По блестящим щекам скатывались слезы. Она кивнула.

Мы обнялись. Мне ни за что не хотелось разжимать руки, и, судя по ее объятиям — а она больше не была слабой, — ей тоже.

Громкий щелчок отозвался эхом по всей теплице, и Лейла тревожно вздрогнула. Вокруг нас все закопошились, мерцающий туман исчез, и включился свет. Разжав объятия, я прикрыл глаза ладонью. И только тогда заметил, что Лейла тоже сидит на возвышении.