Телевидение - Эдвард Ли
- Это сделает тебя твёрже гранита, дорогой, и в нём также есть немного скополамина. Он сделает тебя более сговорчивым...
Отвлечения переполняли его; теперь Мэл стояла на коленях, занимаясь его членом. Ощущение повело его на экзотические иголки, он напрягся в кресле, ещё раз попытался оглянуться, но тут Мэл впилась в его бёдра руками, и его усилие рассыпалось. Ему было так тяжело, как никогда в жизни.
Затем она встала, снова без трусиков, и призвала Фартинга встать.
- Давай, дорогой. Если хочешь остального, иди со мной, - а затем, словно загипнотизированный, он последовал за ней из спальни, его член всё ещё высовывался, смехотворно покачиваясь.
На долю секунды вернулось желание оглянуться назад, на этот раз в коридор...
Там действительно что-то есть?
Описать это самому себе было бы невозможно, но краем глаза он мог бы поклясться, что увидел высокого худощавого мужчину, похожего на сплошную тень, но когда он полностью повернул голову, его там не было.
Что с ним происходило? Им манипулировали против его воли? Если да, то как? Как бы то ни было, он всё ещё чувствовал головокружение от похоти и замешательства; его пах был набит самыми развратными ощущениями. Следующее, что он помнил, это то, что он был в задней комнате с маленьким потолочным светом, и он сидел в складном стуле перед древним телевизором.
К настоящему времени он, несомненно, чувствовал себя одурманенным. Его член скользнул прямо в неё, когда она плюхнулась к нему на колени лицом к нему. Её язык проник в его рот и блуждал по нему, пока она втягивала его дыхание. Он чувствовал, как твёрдые кончики её сосков упираются в него. Что бы ни было в пипетке, оно должно быть галлюциногенным, а не афродизным, потому что казалось, что её язык раздулся до размеров рулона теста для печенья и скользнул вниз к его желудку. Когда ему не хватило воздуха, его тело дёрнулось на стуле, и она прижалась к нему крепче. Ему пришло в голову, что он задыхается; он чувствовал уколы булавками вокруг сердца, в лёгких, поднимающиеся к мозгу. Только перед тем, как Фартинг подумал, что умрёт, она оторвала свой рот.
Когда он откинулся на спинку стула, задыхаясь, содрогаясь, почти потеряв сознание, она подняла руку и ножом, который, казалось, достала из ниоткуда, разрезала свою предыдущую рану.
- Делай, как я говорю, - сказала она голосом, похожим на рассыпающийся камень. Другой рукой она отдёрнула его голову за волосы и крепко прижала рану к его открытому рту. - Высоси, - приказала она. - Высоси мою кровь. Проглоти её...
Полностью неадекватный, каким он и был... Фартинг высосал рану. Он сильно сосал и глубоко глотал горячую ржавую жидкость. Его член всё ещё был погружен в неё, он был на грани оргазма, но не собирался полностью освобождаться. Пососав ещё несколько мгновений, он увидел, как на экране старого телевизора загорелся сначала статический пух, а затем...
На экране он увидел обнажённого мужчину и обнажённую женщину, запихнутых в нечто вроде большой пиньяты, только сделанной из бронзы и имевшей форму быка. Люди в кожаных доспехах, наконец, затолкали невольных пленников в быка, затем закрыли и заперли металлическую дверь сверху. Под брюхом быка зажгли большой костёр, и по прошествии времени из ноздрей быка пошёл пар. Позже быка откатили от костра, открыли нижний люк, и оттуда вывалились распаренные, багряные трупы.
Сто измождённых мужчин смотрели вперёд; каждый был привязан к короткому забору в длинном ряду, в то время как японский офицер без рубашки с повязкой Восходящего Солнца на лбу изо всех сил двигался вдоль линии пленников, обезглавливая каждого из них одним взмахом самурайского меча. Идея заключалась в том, чтобы убить сотню китайцев за минимально возможное время. Но затем сцена превратилась во что-то другое, в угол обзора, с которого японские солдаты заставляют две китайские семьи пытать друг друга; в противном случае с самого младшего ребёнка в каждой семье содрали бы кожу заживо и перерезали горло.
Российские солдаты демонстрировали себя в украинской квартире, изнасиловав женщину и зарезав её ножами, заставив её детей смотреть. Затем детей долго пытали водой и утопили; несколько других солдат довольствовались тем, что наблюдали за этим, мастурбируя. Когда празднества закончились, российские солдаты стали рыться в кухонных ящиках в поисках еды.
И, как кинокамера при ускоренной перемотке вперёд, перед зрительной перспективой промелькнула ещё одна сцена, на этот раз коронованная женщина, сидящая на позолоченном мягком троне в позе королевы. Ярко-белый грим покрывал её лицо, но недостаточно эффективно, чтобы скрыть следы оспы. На ней было большое пышное синее платье в стиле Тюдоров, сверкающее драгоценностями и пуговицами с золотой отделкой. Около неё стояли солдаты в кирасах и с пиками, но перед ней и развернулось зрелище: двое взрослых и несколько детей, связанные по рукам и ногам, все лежат, корчась, на куче соломы и древесной трухи. Королева слегка улыбнулась, когда кивнула, а солдат поднёс к соломе смоляной факел, и куча с громким хлопком вспыхнула. В пламени пленники кувыркались и корчились; некоторые чуть не выбрались из костра, пока солдаты не толкнули их обратно своими пиками.
И так же, как королева, один из императоров Великих Моголов возбуждённо наклонился вперёд в своей охраняемой рикше, глядя на окаймлённое камнем поле. Там, прикованный к земле с распростёртыми руками и ногами, был ряд обнажённых мужчин и женщин; женщина на конце была на последних сроках беременности. Когда Могол был готов созерцать зрелище, он махнул рукой, и на поле вышел пятитонный слон с бивнями, ведомый дрессировщиком в алом пагри и пышной рубашке, держащим в руках трость, похожую на палочку дирижёра.
Дрессировщик взмахнул палочкой определённым образом, и слон подошёл к первому пленнику и поставил свою огромную ногу на его талию и пах, после чего дрессировщик встряхнул палочкой точную серию движений. Нога слона медленно наступала на пах человека, надавливая, нажимая, жертва беззвучно кричала, пока его бёдра не смялись. Процесс повторился со следующим человеком, но на этот раз слоновья нога медленно раздавила его грудную клетку, заставив его биться в конвульсиях, почти комично виляя головой с высунутым языком. Рядом лежала первая женщина, которая молча кричала и содрогалась, когда искусно обученное существо очень медленными шагами опускало ногу к её лицу. Спина женщины изогнулась в оковах, а затем мгновенно расслабилась, когда её череп расплющился, и кровь взорвалась красным ореолом.
Вариации этого процесса продолжались до тех пор, пока не была достигнута последняя женщина - беременная женщина. Здесь интерес Могола обострился до предельной остроты -
