Пучина скорби - Альбина Равилевна Нурисламова
— Не будем спорить, пошли отсюда.
Они вышли в коридор, стараясь ступать потише. Вадим прислушался. Им не казалось, в здании школы действительно был слышан звук, которого прежде не было. Шел он со стороны затопленной части здания.
— Идем к лестнице, — скомандовал Вадим и на этот раз сам взял спутницу за руку. Ладонь была ледяная и слегка влажная.
Оба думали об одном и том же: провал стал расширяться, здание погружается под воду, в любой момент все может начать разваливаться. По ступенькам бежали, не стараясь двигаться аккуратно, бесшумно. Нужно успеть выбраться.
Вот и вестибюль первого этажа.
— В кабинет труда! — Вадим рванулся было в ту сторону, но почувствовал, что Олеся застыла на месте, и тоже остановился.
— Ты тоже это видишь? — глухо спросила девушка.
Вадим видел. Хотя не мог понять, как такое возможно.
За большими окнами вестибюля (на удивление целыми) не шел снег, не хмурилось небо, не виднелся заросший пустырь, бывший когда-то школьным двором, как это было еще полчаса назад, когда Олеся и Вадим пришли сюда.
Снаружи была вода. Мутно-зеленая, грязная. На противоположной стене плясали блики, масса воды чуть заметно колыхалась, давила на стекла, лизала их скользким языком. Видневшиеся в полумраке вешалки были похожи на шипастые скелеты уродливых животных.
— Мы оказались под во…
— Не может быть! — перебил Вадим. — Мы не могли провалиться и не почувствовать. А если вода поднялась на такой высокий уровень, то неминуемо залила бы коридоры и классы, здесь полно выбитых окошек!
Он говорил громко и яростно, отказываясь воспринимать умом то, на что смотрели его глаза. В дальнем конце вестибюля внезапно что-то грохнуло, как будто стопка книг свалилась на пол. Олеся и Вадим, не удержав крика, повернулись в ту сторону.
Все снова стихло, но теперь в тиши чувствовалась угроза. Тишина была наполнена неведомой жутью; чье-то присутствие было неоспоримым, ощущалось столь же явственно, как стук сердца. Там, в глубине коридора, в сгустившихся тенях, что-то притаилось, выжидая подходящего момента, чтобы явить себя, сделать то, зачем пришло.
Резкий скрежет ударил по ушам: стул отодвинули, ножки проехались по полу. Упало и покатилось — что? Мяч? Вадим вспомнил про ушедший под воду спортивный зал. Олеся сжала руку Вадима.
— Там что-то движется, — пискнула она.
Из мрака выступали тени. Силуэты — маленькие и повыше, один, второй, пятый, вот еще… Кто-то медленно шел к ним, передвигаясь неровными шагами, вытекая из густой тьмы, вылупляясь из нее.
Люди. Там были люди — и теперь они двигались к Вадиму и Олесе.
«Никого нет, тот край здания давно затоплен!» — кричал перепуганный голос внутри Вадима.
Но что толку себе врать?
Девочка лет десяти в темном пальто и шапке, в высоких сапожках.
Подросток: вокруг шеи намотан шарф, волосы вьются.
Еще две девочки, совсем маленькие, с аккуратными косичками, в светлых куртках. Одна — в очках.
И еще дети, еще… Лица похожи на белые круги, вырезанные из картона. Глаза — просверленные в них черные дыры; губы кривятся, змеятся улыбками.
Вадим понял, кто они, но отказывался признать.
Олеся оказалась смелее.
— Мертвые дети. Из автобуса, — хрипло произнесла она.
«Ночами они выбирались из провала», — как наяву услышал Вадим голос старого учителя Дениса Сергеевича.
Когда перед тобой оказывается нечто подобное, то, чему место только в книгах, фильмах, сказках, легендах, ты можешь пойти двумя путями.
Первый — отрицать. До последнего упираться и утверждать, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Направить всю телесную мускулатуру на зажмуривание. Отвернуться, повторять, как мантру, что не веришь в магию, мистику, жизнь после смерти, инопланетян, призраков, вампиров и оборотней.
Но есть и второй путь: принять, признать, сделать все, чтобы спастись, если это еще возможно.
Олеся и Вадим, не сговариваясь, выбрали второй вариант. Были маленькие покойники плодом их коллективного воображения или вправду существовали, неважно, подумаем об этом потом, как незабвенная Скарлетт. Сейчас важно оказаться от них подальше.
Они бросились в короткий коридорчик, где был расположен кабинет труда. Олеся бежала, не оглядываясь. Вадим перед тем, как свернуть, посмотрел через плечо. Их зловещие молчаливые преследователи никуда не делись. Двигались вперед, и их стало больше.
Вадим не мог пересчитать всех, но то, что детей было больше десяти, сомнению не подлежало.
«А если бы мы не услышали? Если бы застряли на втором этаже?»
Он не стал представлять себя и Олесю в кольце оживших мертвецов, детей, погибших три десятилетия назад, погребенных далеко отсюда, в Боковушке.
— Чего ты застрял?!
Олеся успела добежать до распахнутой двери кабинета труда. Вадим на краткий миг подумал, что внутри их могут поджидать чудища, но класс был пуст. И за разбитым окном — никакой воды. Все тот же унылый зимний день, только снег уже валит вовсю, и неопрятные хлопья, повинуясь порыву ветра, заваливаются в кабинет, не встречая препятствия в виде стекла.
Не рассуждая о том, что было в вестибюле, Олеся и Вадим выбрались из школы.
— Черт, — вскрикнула Олеся.
— Что такое?
— Пуховик порвала о гвоздь. Ерунда.
Они со всех ног мчались прочь от здания. По мере удаления от него на душе должно было стать легче: спаслись же, выжили! Но облегчения почему-то не чувствовалось, его заглушал ужас.
Оказавшись возле машины, Вадим отключил сигнализацию, порадовался, что с автомобилем все в порядке, значит, они смогут убраться отсюда.
«Из города! Нужно уехать из города сейчас же! Собрать вещи и валить!» Внутренний голос бился в истерике, и Вадим не мог его заглушить. Руки тряслись, ключ он повернул в замке не с первой попытки. Только отъехав от огороженной зоны на некоторое расстояние, почувствовал, что его потихоньку отпускает.
— Ты как? Нормально?
Олеся слабо улыбнулась.
— Полностью нормально не будет уже никогда, — ответила она. — У меня, наверное, полголовы поседело. Разве можно увидеть такое и продолжать жить как обычно? Тем же вопросом задавался и Вадим.
— Что нам делать? — продолжала Олеся.
Вот тебе и задачка.
Они выехали на обитаемые улицы. В магазин заходила старушка; тяжело опираясь на палочку, брел по разбитому тротуару старик в мохнатой шапке.
Вадим притормозил. Надо посидеть, успокоиться. А то недолго вписаться во что-нибудь. Или в кого-нибудь, не дай бог. Олеся смотрела на Вадима, покусывая губы.
— Уедешь или останешься? — спросила она.
«Да, что ты сделаешь, болван? Ирочку не спасти, ничего ты не найдешь, не докажешь. Сдохнешь и, чего доброго, будешь потом так же бродить!»
— Останусь, конечно, — ответил Вадим и понял, что другого варианта нет.
— Эти дети… — Олеся с усилием сглотнула. —
