Роман Лерони - Багряный лес

— И какая же? — заинтересовался Фридбах.

За их разговором с интересом следили и остальные.

— Прежде всего следует искать иные от военных пути разрешения конфликтов. Мирные решения. Использовать оружие — это последнее дело.

— Ха! Вот, значит, как… Простите, где вы получали образование?

— В Оксфорде, профессор.

Фридбах с пониманием кивнул:

— Хорошее образование. Вы журналист?

— Только по образованию. По специальности — кинооператор.

— Да, конечно. Кстати, ваши фильмы о войне мне больше нравятся. Вам, и только вам удается показать человека в экстремальных условиях, его стремление выжить — настоящую жизнь! Ваш талант никак не вяжется с вашей философией. Оксфорд давно славен своим неуемным пацифизмом, который в скором будущем доставит Америке куда больше неприятностей, чем все внешние враги. На мой взгляд, мистер Редерсон, та философия истинна, которая не только имеет право быть, но и есть, и применима. Человека ничто не переменит. Он не хозяин сам себе. Им управляют особые космические силы, в сравнении с которыми атом — забава для младенца. Когда он выйдет из-под этой опеки — неизвестно. Возможно, вообще никогда.

— Вы говорите о религии?

Профессор рассмеялся:

— Ну что вы!.. Она вообще не в счет. Это пустые бредни. Вековая глупость — если хотите. Да, именно так! Я говорил об абсолютной власти — власти Вселенной. Об этом стали говорить еще в Древнем мире. И не только говорить, но и наблюдать, и делать выводы. Земля, Солнечная система, наша Галактика — все это увязано строгими физическими и математическими законами. Вспышка, взрыв Сверхновой, может изменить целую галактику, или вообще ее уничтожить. Как например, луна вызывает приливы и отливы океанов и морей. Но это упрощенная модель вселенских явлений. С этим невозможно спорить! Человек же также неотделим от этого мира, и все его реакции — это все то же проявление космических сил…

— Если все так беспросветно, зачем же тогда оружие? Не проще ли просто дождаться в мире, без лишних крови и страданий, какого-нибудь крайне нерядового вселенского светопреставления и рухнуть всем вместе в тартарары, но со счастливой улыбкой от того, что прожили отведенное время не так и плохо.

— Примитивно, мистер Редерсон! Очень примитивно! — Норман Фридбах казался очень взволнованным. На его дряблых щеках заиграл румянец. — Я огорчен. Огорчен тем, что вы неисправимый идеалист.

— Только от того, доктор, что видел войну не по фильмам, а своими глазами.

— Как же не понятно, что это "нерядовое событие" не будет действовать на человека непосредственно, чтобы не удовлетворить бредни этих истеричных говорунов об новом Армагеддоне? Это было, есть и будет косвенное воздействие: бах где-то звездочка, например, за четыреста парсеков отсюда, а у половины населения на Земле в голове война. Эта половина обязательно найдет повод, чтобы вспороть кому-нибудь живот. Любой повод. Достаточно вспомнить историю: нет ни единого серьезного повода для начала войн, но они все-таки были, и в них миллионами гибли люди. Все эти поводы и причины — глупость, пустота и надуманность. И остается только главное — выжить! Мое оружие позволит не воевать, пусть только нам, американцам, пока, например, русские не создадут такое же: зачем лезть на нас, когда за десять секунд можно лишиться лучшей своей армии? И это только из-за какой-то одной бомбы!.. Перед тем, как гнать на нас своих солдат, Сталин тысячу раз подумает в своем Кремле о будущих последствиях. Это оружие сдерживания — атомная бомба, новая форма достижения мира. Мало того… Это основной фундамент мирного сосуществования человека в будущем. Это оружие будет воевать, находясь на складе, а не на передовой, в жерле пушки или под крылом самолета.

Слушая профессора, Том подумал о том, что перед ним стоит не великий ученый, а сбежавший из клиники для душевнобольных пациент. С такой уверенностью говорить о своем оружии, наделять его таким фантастическим могуществом! Еще совсем недавно он вспоминал таких же горе-конструкторов и их снаряды-малютки. Это бравада, и расходившееся самолюбие гения. "У парня взбесилась лошадь, — со вздохом сожаления подумал Том, — а он и поводья бросил. И спорить нельзя, опасно — копытами затопчет". Он не любил людей, которые готовы откопать спор везде и по любому поводу. "А все начиналось с обыкновенного знакомства, — еще раз вздохнул Том и мысленно пошутил: — А эта вонь… Не спесь ли доктора протухла?". Он разочаровался в профессоре, и чувствовал себя из-за этого неловко, и еще от того, что разочарование пришло так скоро. Скорее всего, Фридбах переживал в этот момент те же самые чувства, и это стало понятным по тому, как он после последнего слова резко развернулся и ушел, нервно размахивая тонкими, сухонькими руками. Оглушительный хлопок дверью заставил всех вздрогнуть. За доктором вышли еще шесть человек — Том не угадал количества охранников.

— Эффектный конец, правда? — разочарованно спросил Том у остальных, кто остался с ним в зале. Три человека в белых халатах молча сверлили гостя взглядами. — Большая просьба, джентльмены, больше не обвинять меня в пацифизме! Это слово с этого момента я ненавижу больше всего в своей жизни…

Ему ответили дружным смехом. Они подошли к нему и стали по очереди протягивать для знакомства руки.

— Рик Телингтон, — представился первый. — Биолог. К вашим услугам, мистер Редерсон. Что нового снимали — снова фронт?

— Да, русских в Прибалтике.

— Серьезная картина?

Уже в прокате. Много войны в каждом кадре.

— Это нам и нужно. Возможно, Фридбах бы на самом деле поменял свои взгляды на мир и войну, если бы действительно смотрел ваши фильмы… Мне не очень хочется вас разочаровывать, но хвалил он вас только из вежливости. Пожалуйста, не обижайтесь, но я говорю правду.

— Что вы?! Как раз напротив! Теперь мне многое становится понятным.

Доктор только-только привык к радио. Он закоренелый консерватор, и признает прогресс только в своих изобретениях. К кинематографу же он относится хуже, чем к Гитлеру. О войне знает только из газет, ну, и радио, конечно, но сами знаете, какие краски напускают журналисты и репортеры — не разберешь, где правда, а где вымысел…

— Тед Макгредер. Можно просто Макки…

— Это он для того, чтобы от своих обезьян не отличаться! Ха-ха!..

— Не обращайте на них внимания, мистер Редерсон…

— Зовите меня Томом.

— Хорошо. Не обращайте внимания на этих хохотунчиков, Том. Это не люди, а полные дураки и абсолютные болваны, над которыми смеются даже мои шимпанзе. Но с ними не так и плохо — поверьте мне, человеку, который проторчал с этими полоумными полгода в Вонючем городе…