Самая страшная книга 2023 - Оксана Ветловская
Часть могильника уже обрушилась, и внизу, у кромки воды, образовалась глинисто-песчаная груда, из которой торчали обломки, кости, руки, ноги, старые валенки, рукава, штанины и просто обрывки ткани.
– Феденька! Феденька! – заголосил вдруг где-то сзади надтреснутый старушечий голос. – Вон там мой Феденька! Люди, смотрите! Что ж это такое!.. Заплатка вон там у него, заплатка! Я же сама ее пришивала, сама! Сорок лет назад, но помню! Все помню!..
Причитания резко прекратились. Наверное, старушку увели. Точнее, «приняли». Нина Павловна поморщилась – слишком неуместен был профессиональный жаргон здесь и сейчас, когда она смотрела на могильник, не в силах отвести взгляд. И ей казалось, что лица, мертвые лица, тоже смотрят на нее.
За плечо тронули. Она вздрогнула всем телом и быстро обернулась. Сзади стоял сержант Григорьев.
– Нина Павловна, – сказал он, – нужно ехать. Срочно вызывают. В горком партии.
Добирались долго. Лавировали между людьми, запрудившими улицы. А сирену Григорьев то ли не додумался включить, то ли просто не решился. Так что начало речи Шутова – первого секретаря городского комитета КПСС – они не услышали. Но все и так было понятно.
– Таким образом, товарищи, необходимо тщательно довести до населения, что в найденном захоронении трупы принадлежат военным дезертирам, скрывавшимся в наших краях во время Великой Отечественной…
Григорьев, внимательно слушавший выступающего, тряхнул головой, как обескураженный пес.
– Откуда столько дезертиров? – прошептал он в ухо Нине Павловне. – Их же там больше, чем все население Колпашево во время войны!
Она шикнула на него, чтобы не мешал слушать.
– Оснований для паники нет, товарищи, – продолжали вещать со сцены. – В сложившейся ситуации всем вам, нашему партийно-хозяйственному активу, необходимо сохранять спокойствие и успокаивать население. Пресекать слухи и авторитетно заявлять о расстрелянных дезертирах…
– Ну какие, какие дезертиры?! – Григорьев вновь не удержался и зашептал. – Вы же видели, Нина Павловна! Там женщины, видели? Там даже детские трупы есть!
– Близко к обрыву не подходить, есть вероятность дальнейшего обрушения. Для предотвращения этого мы предприняли ряд действий, направленных на изоляцию данного места. Также хотелось бы отметить, что входить в контакт с трупами запрещается. Есть, так сказать, опасность заражения. Санэпидемстанция проинформирована, готовят дезинфекцию.
Оратор потянулся к графину с водой, налил половину стакана и выпил.
– Есть ли вопросы, товарищи?
Зал безмолвствовал. Вопросов, конечно, ни у кого не оказалось.
Расходились тоже молча. «Как на похоронах», – подумала Нина Павловна и передернулась от сравнения.
Уже выйдя на улицу, она заметила Вадима Мироновича и подошла к нему, поздоровалась.
– Как там запрос по нашему трупу? – спросила она. – Ответили что-нибудь в Комитете?
– Да, ответили, – кивнул прокурор. – КГБ про ваш труп не в курсе, никаких изъятий не делали. Да и вообще им сейчас некогда отдельными трупами заниматься, когда весь город на ушах…
Григорьев, стоявший рядом, попробовал пошутить:
– Значит, наш таки сбежал?
Нина Павловна веселье не поддержала, Вадим Миронович тоже промолчал и сухо попрощался. Григорьев же как будто ничего не заметил.
– Ну что, едем? – спросил он. – На Кирова?
В машине ожила рация. Из отделения передали, что опять поступают сообщения о ходячих трупах. Григорьев перешучивался с дежурным, а Нина Павловна ехала, размышляя о том, что массовый психоз в такой ситуации совсем неудивителен.
Погрузившись в свои мысли, она чуть не пропустила действительно важное сообщение.
– Найден мертвым в своем доме? – переспрашивал Григорьев. – Воробьев? Кто это?
Нина Павловна вдруг вспомнила. Дом, кресло-качалка, рассада на подоконнике. И старик в очках с толстыми линзами.
– Я знаю, кто это, – сказала она.
11 мая 1979 года, город Колпашево, Томская область
Крепились долго. На берегу заранее вкопали в землю «мертвяк», большое бревно, к которому привязали канат. А уже за него зацепили буксирный трос с теплохода.
Копейкин посмотрел на эту конструкцию, покачал головой и вынес вердикт: «Лопнет».
Так и случилось. Стоило «ОТ-2010» дать полный ход, как трос повело в сторону, да так сильно, что сверху, на берегу, снесло забор, огораживающий территорию. И всем вдруг стало очевидно, что надежды удержать большой «двухтысячник» перпендикулярно такому течению реки всего одним тросом не оправдались.
Пару минут теплоход балансировал, как гигантский налим на туго натянутой леске, а потом со звонким треском трос лопнул. Махину понесло по течению, а наверху, в рубке, Черепанов матерился так громко, что, наверное, было слышно даже на берегу.
– Ефимыч, ты какого хера стоишь там?! Уснул?! – крикнул он старпому, высунувшись из рубки.
Иван Ефимович и в самом деле пребывал в странном состоянии. Внутри как будто все оцепенело, замерло, мешало двигаться и действовать. Еще вечером, когда они поставили баржи на якорь у Колпашево, а сами двинулись к пристани, он будто стал чужим сам себе. А сейчас им сказали крепиться напротив того самого места.
Над рекой поднимался высокий обрыв, который он хотел забыть, но, конечно, не смог. И пусть наверху все поменялось, пусть Обь отожрала у города десятки метров, пусть не высился там деревянный дом с забором, колючей проволокой и сторожевыми вышками, место было то самое.
Прав оказался Петроченко. Надо было остаться в Томске.
К ночи подогнали еще один буксир, поменьше, всего лишь «восьмисотый», который тоже зачалили к берегу. С его помощью организовали вторую точку крепления – трос зафиксировали на носу «ОТ-2010», так чтобы Обь не сносила его по течению.
Теплоход подошел вплотную к яру, кормовые прожекторы ударили в оголенный срез обрыва – и тут Иван Ефимович увидел все в мельчайших деталях. Хотелось закрыть глаза. Хотелось проснуться. Хотелось рухнуть на колени и заплакать. Но он стоял и смотрел.
Дизеля взревели и дали полный ход. Туша теплохода содрогнулась, винты загребли обские воды, и мощная струя ударила под песчаный обрыв.
Сначала не происходило ничего. Но потом нижний слой, из-под которого отбойной волной вымывало песок и талый грунт, стал обваливаться. Полетели в воду мерзлые глыбы, а вслед за ними – первые трупы. Одиночные и сцепленные, в одежде и почти голые, они падали в воду, всплывали, и водовороты волн захватывали их, кружа в медленном танце. А потом, после второго, третьего, четвертого круга, людские тела затягивало, наконец, в винты теплоходов, которые перемалывали их, как в гигантской мясорубке, выплевывая на поверхность мириады пузырьков, лоскуты одежды и куски, обломки, ошметки того, что когда-то было людьми.
Из-за рева машин и грохота винтов было не слышно, как подошел Петроченко – тот самый то ли майор, то ли полковник. Иван Ефимович повернулся к нему, раздвинул онемевшие
