Виктор Торчинов - Таинственная самка: трансперсональный роман

Во вторник я спокойно проработал дома и закончил даже англоязычную статью для одного американского трансперсонального издания. Удалось позаниматься и докторской. А вечером вдруг позвонил Сергей Соловьев. Он на несколько дней приехал с дачи в город и предложил увидеться — у меня или у него — и «попить пивка».

— Пиво «Пит» для хороших людей, — сострил я, впрочем, довольно плоско.

— Ну «Пит» так «Пит», хотя я консервативно пью «Балтику».

— О’кей, закуплю и того и другого, — закрыл я тему.

Мы договорились встретиться завтра, в среду, после шести вечера в его апартаментах у Пяти углов. Очень хорошо, просто здорово! Расслабиться теперь просто необходимо, очень кстати Серега позвонил.

Но, как оказалось, расслабиться-то как раз и не удалось, несмотря на то что «для отрыва» мы с Сергеем действительно закупили «море пива». Но об этом я расскажу уже в следующей главе. Спешите прочитать ее, если хотите узнать, почему мы так и не расслабились!

Интерлюдия шестая

Летом 1998 года я совершил путешествие в весьма экзотический район мира — Ладак, индийскую часть Тибета, затерявшуюся в северо-восточ-ной части Гималаев у истоков Инда. Оказавшись в свое время завоеванным мусульманскими раджами Кашмира, Ладак потом стал частью индийской британской колонии, а затем оказался в составе Республики Индия, счастливо избежав китайского вторжения и бесчинств хунвэйбинов времен недоброй памяти «Великой пролетарской культурной революции» и сохранив традиционные обычаи, религию и образ жизни своего тибетского населения. В конце двадцатых годов в Ладаке побывал Рерих, написавший там большую часть своих тибетских полотен и наслушавшийся разговоров о Шамбале и ее миссии в нашем мире (кстати, сейчас в столице Ладака — Лехе можно с приятностью посидеть в неплохом ресторане «Шамбала»).

Я вылетел в Дели через Ташкент самолетом Узбекских авиалиний в составе небольшой туристической группы и благополучно прибыл в этот город, поразивший меня жарой, духотой и загазованностью. Утром следующего дня мы уже отправились в Лех на очень комфортабельном самолете с очаровательной индийской стюардессой, одетой в красивое сари. В самолете, переполненном европейскими и американскими туристами, летел также некий тибетский лама, видимо, весьма почитаемый, поскольку в Лехе его встречали с превеликим уважением. Когда под крылом самолета о чем-то запели Гималаи, туристы бросились к иллюминаторам, чтобы увидеть Корону Мира сверху, причем так активно, что на мгновение я испугался, как бы самолет не потерял равновесие, ибо большая часть пассажиров оказалась у иллюминаторов одного и того же борта. Но, слава локапалам[47], все обошлось, и мы благополучно совершили посадку в аэропорту (слово слишком громкое для этого места) города Леха, называемого местными жителями просто Ле или Лей (Leh).

Нас встречал представитель местного турагентства, веселый мусульманин Али, сразу же повязавший на наши выи тибетские хадаки — ритуальные белые шелковые шарфы. Уже через пять минут пребывания на ладакской земле дышать стало трудно (совсем как рыбе на берегу, подумал я), а пульс участился почти до тахикардии: сказывалась высота в 3500 метров над уровнем моря (потом оказалось, что это еще цветочки, ягодки были впереди). Первый день мы отдыхали, отсыпались и акклиматизировались, а на следующий день начались экскурсии, в основном по буддийским монастырям. В библиотеке хозяина нашего Guest House, очень интеллигентного и несколько англизированного тибетца, я нашел книгу известного тибетолога и буддолога Снеллгроува «Культурная история Ладака», которая оказалась очень полезной для понимания того, что на этих экскурсиях мы видели. Остальных членов группы я тоже по возможности просвещал на этот счет. Так мы проездили по Ладаку дня три, а на четвертый отбыли в двухдневное путешествие в приграничную с китайским Тибетом зону — на высокогорное озеро, часть которого располагалась уже на территории Тибетского автономного района КНР. Об этой поездке, собственно, я и хочу здесь рассказать.

Мы выехали около полудня (чрезвычайно долго собирались наши дамы: видимо, они приняли поездку на гималайское озеро за прогулку в Булонском лесу), и наши джипы начали взбираться по бесконечным петляющим горным дорогам, делавшим путешествия по Ладаку делом чрезвычайно длительным и утомительным: на преодоление расстояния в сто километров по прямой может уйти три, а то и четыре часа. На некоторых участках дороги работали смуглые рабочие-дравиды (тамилы, наверное) из южной Индии (бедняги!), которые за каторжный труд на высоте в четыре тысячи метров получали скудную кормежку и пятнадцать рупий — менее тридцати центов в день. Они приветливо улыбались нам и махали руками. Великолепные горы — дух захватывает, даже краски Рериха не передают их грандиозности и величия. Буддийские ступы.

Снова горы. Встречные машины, с которыми наши лихачи-водители тибетцы разъезжаются только в последний момент, когда кажется, что столкновение неминуемо… И опять горы. Все выше, и выше, и выше… На каком-то особенно крутом подъеме часть нашей группы не выдерживает и принимает решение вернуться в Лех. Но пять человек, включая меня, продолжает свое автовосхождение. Мы подъезжаем к перевалу — более пяти тысяч метров, вот это да! Из-за скалы нам навстречу вырывается джип и, когда мы равняемся и замедляем движение, из того джипа доносится: «Здравствуйте, Константин Владимирович! Вы у нас лекции по психологии читали!» (Один из моих студентов — мир по-истине тесен.) Сам перевал. Блистает снег, но скорее жарко, нежели холодно: с сапфирных — иначе не скажешь — небес сияет ослепительное солнце, а прямо на заснеженных склонах растут какие-то розовые цветы, которые привлекают особенно пристальное внимание наших дам. Мы останавливаемся, и я протираю лицо снегом гималайских вершин — Корона Мира все-таки! Но самое интересное не это, а состояние моей (за всех ничего сказать не могу) психики на этой вышине: оно в высшей степени специфично и, я сказал бы, причудливо.

В основе этого состояния лежало, по-видимому, постепенно развивающееся кислородное голодание, проявлявшееся в странном и даже, быть может, противоестественном сочетании болезненности и наслаждения, мучительности и восторженности. Тошнотворная головная боль, сердцебиение, одышка и нарастание эйфории, какого-то небывалого восторга, обостренного восприятия величественной красоты гималайских пейзажей, предчувствие какого-то неведомого откровения, предвосхищение просветления, бытие на грани пророческого видения. Мне становится понятно, почему йогины, отшельники и анахореты так часто селились именно в горах: здесь сам воздух пропитан психопрактическим трансперсональным эффектом, надо лишь чуть-чуть подтолкнуть то, что услужливо подносит сама природа.