Евгений Биневич - Евгений Шварц. Хроника жизни

Евгений Биневич

ЕВГЕНИЙ ШВАРЦ

Хроника жизни

ПРОЛОГ

Откуда начинается человек?

Начинающий полнеть лысеющий человек склонился над чистыми листами «амбарной книги» в голубом переплете.

С чего начать?

Вчера они с Алексеем Ивановичем Пантелеевым ездили из Комарово в Зеленогорск. За продуктами. Вдруг вспомнилось детство, юность… За двадцать минут в электричке столько нарассказывалось…

— Женя! Дорогой! Напиши об этом! — не выдержал Пантелеев.

— Как? — уныло откликнулся он. — Скажи, как написать? Где взять нужные слова?

— А ты попробуй, запиши буквально теми же словами, какими сейчас рассказывал.

— Да, «теми»! — мрачно усмехнулся Шварц. — Легко сказать.

Однако, на следующий день утром он вынул новенькую амбарную книгу.

Он всегда любил большие толстые тетради. В них всё написанное выглядело более компактно, в них можно было долго писать, ничего не терялось. Еще когда работал в «Еже», ему попалась толстая, на пятьсот листов, тетрадь в твердом переплете. Он «реквизировал» её, принес к Лизе Уваровой, написал на первой странице:

«Тетрадь № 1. Начата 19 июля 1928.

ЖУРНАЛ.

Правила:

1. Писать ежедневно.

2. Не вырывать ни одного листика.

3. Сотрудников трое.

4. Записи в журнале — не подлежат оглашению.

5. Один из сотрудников может давать задания другим.

6. Черновики запрещены.

7. Вычеркивать прозрачно.

8. Писать можно о чем угодно, что угодно и как угодно.

9. Всё на свете интересно».

Тогда ещё не существовало «Ундервуда», а они уже были дружны — артисты ТЮЗа Елизавета Уварова, Борис Чирков, двое других «сотрудников» журнала, и он, будущий автор «Брата и сестры», «Клада», «Красной Шапочки» и «Снежной королевы» — пьес, написанных для их театра.

«Тетрадь» начиналась его записями о поездке в Псков, о восприятии им мира. Почерк аккуратный, каждая буковка отдельно. Руки дрожали уже тогда. Старался, чтобы было разборчиво.

Когда Елизавета Александровна показала мне эту тетрадь, я ещё немного знал о Шварце, и эти прозаические тексты, осмысляющие человеческое бытие, поразили меня. Ничего подобного не было в его пьесах. Например, такое: «Человек ждет событий, ясно выраженных указаний, чистого цвета и полного счастья. Начитанный, мечтательный человек! Все в мире замечательно и великолепно перепутано. Это же форменная ткань. Это такой ковер, что хоть плачь. Но начитанный и мечтательный человек обижается, ловит мир на противоречиях, устает от сложностей и засыпает… Он вообще не верит, что на свете есть вещи, достойные внимания, то есть ясно выраженные. Но они есть, о мечтательный человек!.. Правда, очень легко человеку сбиться, но есть один чудесный способ не сбиваться. Я продам тебе этот способ, о мечтательный человек. На, бери его. Вот он: смотри. Вот и все. Смотри — и все. Смотри, даже когда хочется прищуриться. Смотри, даже когда обидно. Смотри, даже когда непохоже. Помни — мир не бывает не прав. То, что есть, то есть. Даже если ты ненавидишь нечто в мире и хочешь это нечто уничтожить, — смотри. Иначе ты не то уничтожишь. Вот. Понятно?».

Потом шли «статьи» «сотрудников». Опять его — «Тупсе». Несколько зарисовок с его слов Уварова записала в тетрадь позже: «Шварцевский знакомый рассказывал за Камчатку. В один совхоз отправили много рыбачек и мало рыбаков. В середине зимы рыбаки послали по радио телеграмму с просьбой прислать мужчин. Текст телеграммы неудобочитаемый». Или: «Эренбург и Маршак идут по улице Горького. Говорят о популярности. Маршак говорит: «Нас знают, вот спросим мальчика. Мальчик, ты знаешь кто мы?» — «Знаю», — отвечает мальчик. — «Вот видите, — говорит Маршак, — нас знают. А кто мы?» — «Жиды», — отвечает мальчик». И прочее.

С этого «журнала» и началась страсть Шварца к толстым тетрадям. И если его спрашивали, что подарить на день рождения, непременно отвечал: «амбарную книгу».

И вот одна из них, не оскверненная ещё человеческой рукой, лежит перед ним. С чего же начать? Выглянул в окошко. Екатерина Ивановна что-то колдовала на грядках. Недавно исполнилось двадцать лет, как он познакомился с Катей. По сему торжественному случаю они получили письмо от Коли Заболоцкого. Только он и помнил ещё об этом.

«Катерина, дочь Ивана,Ровно двадцать лет назадПовстречала род тюльпана,Украшающего сад.Этот маленький тюльпанчик,Катериной взятый в дом,Нынче даже на диванчикПомещается с трудом.Славься сим, Екатерина,Ты прекрасна, как всегда!И дородный сей мужчинаТакже славься иногда!».

Двадцать лет тому… Они только-только поженились…

«Сижу я в Госиздате,А думаю о Кате.Думаю целый день —И как это мне не лень?Обдумываю каждое слово,Отдохну и думаю сноваБарышне нашей КатеИдет её новое платье.Барышне нашей хорошейХорошо бы купить калоши.Надо бы бедному котикуНа каждую ногу по ботику.Надо бы теплые… эти… —Ведь холодно нынче на свете!На свете зима-зимище.Ветер на улице свищет.Холодно нынче на свете,Но тепло и светло в Буфете.Люди сидят и едятШницель, филе и салат.А я говорю: «Катюша,Послушай меня, послушай.Послушай меня, родная,Родимая, необходимая!»Катюша слышит и нет,Шумит, мешает Буфет.Лотерея кружит, как волчок,Скрипач подымает смычок —И ах! — музыканты в слезы,Приняв музыкальные позы…».

В это время, постучавшись, вошел посетитель.

— Здравствуйте…

— Здравствуйте, — листки с письмом-стихами пришлось убрать в стол.

— Вы редактор?

— Да.

— Я принес стихи…

— Садитесь, рассказывайте…

— Да чего там рассказывать… Сокращен год назад, и все без работы… Занимал крупные должности… Вот принес вам четыре своих книжки для детей, — и он протянул стопку самодельных книжечек.

Та, что лежала сверху, называлась «Мой девиз. Пионерская песня». Над заглавием нарисован пионер с горном. Внизу справа — «цена 5 коп.».

Открыл первую страницу:

«Я малолетний пионер,Но уж во мне живет мечта:Встать грудью за Союз СэСэР,Коль подойдет к нему беда».

— Вы оставьте свой адрес, — стараясь улыбаться как можно приветливей, сказал Шварц. — Я почитаю, дам почитать другим, и мы сообщим результаты.