Виктор Торчинов - Таинственная самка: трансперсональный роман

Я признался Илье, что тоже познакомился с Андреем и что хорошо понимаю его, ибо сам испытал воздействие его харизмы, маны или как там это еще называется, в общем, иррационального обаяния личности. Таким образом, все вроде бы объяснилось, но мои подозрения относительно Ильи тем не менее не только не исчезли, но, наоборот, укрепились. Проводив его до двери (под конец он снова рассыпался в благодарностях), я выждал четверть часа и пошел прогуляться и пораскинуть мозгами.

Рассуждал я так. Все это на самом деле хитрости. Теперь, когда препарат у него, продолжать демонстрировать свой каббалистический фанатизм для него опасно — может вызвать подозрения, у меня по крайней мере. Про то, что я знаком с Андреем, он знает, значит, можно на него валить, дескать, заразил мистикой. А самому теперь разглагольствовать про безопасного и невинного Юнга. Может ли такая логика быть у безумца? Может. Известно, что сумасшедшие бывают чрезвычайно хитры и коварны в рамках своей мании, так что все сходится. Контактировать с Ильей надо продолжать. Ждать две недели нельзя, надо дней через пять под каким-нибудь предлогом навестить его на работе и поговорить по заранее разработанному плану.

Тут ноги вынесли меня к Князь-Владимир-скому собору, и я решил зайти в храм. Меня почему-то не удивило, что собор открыт несмотря на поздний час (было как минимум половина десятого вечера). Я вошел внутрь и проследовал поближе к солее и Царским Вратам. Храм был практически пуст — кроме меня по углам жались какие-то старушки. Тем не менее шла служба, вечерня, причем на хорах пели певчие, а со священником служил и диакон. Меня опять-таки не удивило это, прямо скажем, странное обстоятельство: какая же вечерня на ночь глядя, да еще и в будний день? Я вошел в церковь как раз во время малого выхода: священник уже прошествовал к Царским вратам. За ним шел диакон с престольным Евангелием. Возгласив «Господи, благослови!», священник вошел в алтарь, а диакон, перед тем как проследовать за ним, повернулся лицом к прихожанам и осенил их крестным знаменем, благословляя Евангелием. И тут хор грянул:

«Свете Тихий, Святыя Славный Бессмертного Отца Небесного, Святаго Блаженного Саббатае Цеви, пришедша на запад Солнца. Видевше Свет вечерний…»

Дальше я уже не слушал, поскольку бросился бегом из храма, как будто преследуемый не то ангелом с огненным мечом, не то сонмищем бесов. Пришел я в себя, только когда стал ключом открывать дверь своей квартиры.

«Привидится же такое! Скоро тазепам пить придется…»

Ночь прошла беспокойно. Я ворочался с боку на бок, и мне опять мерещились то драконоиды с крыльями летучей мыши, то Илья Гданьский в красной мантии, возносящийся ввысь и раскидывающий вокруг себя тучи из долларовых купюр. Только под утро я заснул относительно спокойным сном. Суббота, можно немного расслабиться…

В понедельник институт показался мне совершенно вымершим: пора отпусков. Сам я в отпуск не собирался. Во-первых, надо закончить «дело о хищении психоделика» (или по крайней мере разобраться, при чем здесь я), а во-вторых, лучше отдохнуть в сентябре, когда Филипп пойдет в школу и проблема надзирания за ним станет менее острой. Встретив Тролля, я подмигнул ему, и он понимающе шепотом сообщил мне, что, по его сведениям, по-прежнему ничего не известно и что допрос (или опрос) сотрудников ничего не дал. Сергей Соловьев ушел в отпуск и сидел (подозреваю, что в основном, увы, пьянствовал) на даче не то в Лисьем Носу, не то под Сестрорецком; Ирина Ставцова наслаждалась солнцем, водой и сбором грибов (не психоделических, а съедобных) на брегах Ладожского озера. Короче говоря, поговорить за кофе было решительно не с кем.

С горя я стал листать словарь фон Бок, в котором вдруг натолкнулся на статью про Андрея Королева. Статья гласила:

КОРОЛЕВ Андрей Александрович. 17 июля 1956. Родители: Королев Александр Ильич, Королева (Моргенштерн) Клара Яковлевна. Трансперсональный психолог. В 1978 окончил психол. ф-т МГУ. Канд. психол. наук (1985). В 1978–1986 — ассист., ст. преп. психол. ф-та МГУ, с 1987 — ИТП РАН, ст. науч. сотр. Осн. направления исследований — психол. аспекты инд. йоги, архетипич. уровень каббалистической традиции.

Дальше следовал список основных публикаций из пятнадцати работ: кандидатская диссертация «Кундалини-йога и картография сознания» и статьи в различных изданиях (две на английском языке).

Во всем этом меня поразило (буквально поразило!) только одно: год рождения Андрея. Я принял его за молодого ученого максимум лет тридцати, а скорее, и того моложе. А он, оказывается, почти на десять лет старше меня. Вот это да! Потрясающе! Что он, эликсир молодости нашел, что ли? Надо будет спросить Илью или Сергея, такое же впечатление он произвел и на них, или же это какие-то мои глюки. А вот есть повод и Илье позвонить!

Я набрал служебный номер Ильи, и он сразу же снял трубку. После всяких предварительных вопросов (как доехал вчера домой, все ли в порядке и т. д.) я рассказал ему про свое открытие, сделанное благодаря труду госпожи фон Бок, и спросил Илью, что он думает о возрасте нашего общего знакомого и не удивляется ли его исключительно молодому облику.

— Да вовсе нет. По-моему, на сорок с лишним он и выглядит. Это у тебя какая-то аберрация восприятия. Тоже влияние его харизмы, наверно.

На этом мы распрощались.

Перед тем как покинуть наш храм науки, я зашел в психоделичку к Ходокову насчет даты моей практики. Тот порылся в своих журнальных записях и наконец промолвил:

— Как насчет среды через две недели? Это будет 25 июля, во второй половине дня.

Меня вполне устроило. Ходоков сделал пометку в журнале и напомнил мне, чтобы никакого алкоголя за три дня до эксперимента. И желательно без транквилизаторов и снотворных.

Дома я решил послушать музыку. Я предпочитаю барочную музыку, а точнее, написанную между серединой XVII и концом XVIII века, так сказать, между Перселлом и Моцартом. Я поставил CD «Жемчужины барокко», первым произведением которого был концерт для гобоя с оркестром «Opus 1 in D minor» Марчелло. Я всегда очень любил эту вещь, но сейчас уже первые аккорды музыки этого итальянца вызвали у меня весьма странные, экзотические ассоциации. Энергичные вступительные аккорды оркестра — цимцум, первичное сокращение изначального Света, совершенное ради появления техиру — пространства небытия, места творения. Далее вступает гобой. А это луч творящего Света, направленный Беспредельным в техиру. Вот гобой торжествующе преодолевает силу Ничто, плетя кружева творения, изысканные формы высших миров. Победа бытия над бездной несуществования, плетение узоров универсумов. Вторая часть — грустная, меланхоличная, пропитанная утомлением и разочарованием. Миры после трагедии шевиры — разбиения сосудов творения, катастрофы вселенского падения; небытие вторгается в бытие, заимствуя его силу и актуализируясь, приобретая энергию и действительность за счет мощи плененного Света; разлом в самих основах творения. Третья часть, presto, быстрая, энергичная, радостная — тиккун, восстановление целостности бытия и целостности самого Абсолюта; полнота бытия достигнута, творение вводится в плерому божественных манифестаций. Про себя я стал теперь называть концерт Марчелло «Свет творящей» и иначе его уже не воспринимал. «И Свет во тьме светит, и тьма не объяла Его». Дальше слушать музыку я не мог и выключил плеер. Пришла Инна, а за ней и Филипп. Узнав, что я не собираюсь за компьютер, Филипп немедленно завладел им и весь вечер общался по «аське», сиречь ICQ, со своими приятелями в России и ближнем зарубежье. Мы же с Инной провели приятный вечер за разговорами у телевизора, одновременно просматривая присланные из Франции журналы (я) и занимаясь вязанием (она). Это помогло мне слегка расслабиться и отвлечься от детективно-мистических хитросплетений дела о краже ДМТ-Ф.