Андрей Дашков - Оазис Джудекка

Сморщенное лицо старухи по-прежнему было непроницаемым. Я понял, что вряд ли с ней можно о чем-то договориться. Эх, почему я не гильдиер? Насколько все было бы проще! Оставалось бы только слепо и точно исполнять Кодекс Бесчестия. А жетон избавил бы от сомнений и от чувства вины. Говорят, если приложить его к черепу и нажать на крестовидный Символ Чистоты…

Я поспешно отбросил праздные мысли, затягивавшие в болото бессмысленной жалости к себе. Лучше попристальнее приглядывать за старухой и Сиреной, чем думать о могущественных амулетах, которых нет, и о том, что кому-то в этой жизни повезло больше. Эти две сучки успели снюхаться за моей спиной. Что ж, может быть, тогда поставить на счастливчика? Хорошо, что я не прикончил его сразу.

Перегон показался мне чрезвычайно длинным. Наверное, все дело было в присутствии этой зловещей старухи. Прежде всего, она оказалась стерильной. Ничем не пахла, будто изображение. Ее безразличие и молчание странно действовали на меня – странно и не менее сильно, чем какая-нибудь гнетущая песня Сирены. Я закрывал глаза, и становилось еще хуже. Я не мог представить себе лицо старухи. В том направлении, где она находилась, сгущалось темное облако и закручивалось в спираль с одним бесконечно сжимающимся витком. Эта воронка пожирала пространство и постепенно всасывала меня… Я открыл глаза.

При очередном резком торможении я наклонился вперед. Старуха, похоже, ничего не знала об инерции. Она встала, склонилась над счастливчиком и небрежно потрепала того по щеке своей уродливой ладонью.

Парень проснулся мгновенно. Я впервые видел, чтобы от оков Сирены избавлялись с такой легкостью. Теперь я окончательно уверился в том, что счастливчика хранит высшая сила. Может, старуха и была воплощением этой силы, посланницей Его Бестелесности. Я уже не ждал «призов», но как насчет знамений – хороших или дурных? А что, это было бы вполне в Его духе – извратить апокрифических ангелов, сделать из них старых, хромых, бескрылых и уродливых существ, вдобавок женского пола.

И почему-то я был уверен, что эта шутка не последняя. ЕБ, ну почему Ты помогаешь кому угодно, только не мне? В чем я провинился перед Тобой?..

Отклика я, конечно, не ждал. У орудия не спрашивают, хочет ли оно, чтобы им долбили стену. Просто мне попалась стальная плита толщиной в жизнь, вот и все.

…У парня были серые глаза с голубоватым отливом, нагло блестевшие, словно только что отлитые серебряные пули. Ему понадобилась всего секунда, чтобы оценить обстановку. Меня он, кажется, не принял всерьез. Мне оставалось ждать удобного момента, чтобы убедить в обратном его, а заодно и всю эту компанию.

Старуха проковыляла к двери. Сирена, не сказав мне ни слова, двинулась вслед за нею. Ребенок на руках лишал мою благоверную реальной возможности обороняться. Но даже если бы она по-прежнему была в своем уме (в чем я сомневался), я все равно не бросил бы ее. Точнее сказать, не бросил бы их.

Старуха вышла из вагона первой. За нею счастливчик. Прямо от платформы тянулся в темноту узкий и прямой металлический мост с поручнями. По виду – типичная ловушка типа «кишка», в которую не сунулся бы добровольно даже ребенок. Я ступил на мост, не очень задумываясь над тем, что сделал свой выбор – и другого шанса скорее всего не будет.

Эта станция на первый взгляд была ничем не лучше прочих. И даже хуже. Под мостом разверзлась пропасть, и откуда-то с огромной глубины доносился приглушенный скрежет, словно Зверь из Геенны двигал челюстями… Поезд умчался, обдав нас сухим ветром. По пустой платформе с шелестом пронеслись обрывки черной пленки. Что-то шевельнулось в моей памяти. Ветер… Летящие рваные пятна… Потоки воды, льющейся сверху… Животворящие дожди… Мучительно неуловимые образы ускользнули.

До сих пор я всегда ходил по замку только в одиночку или в паре с Сиреной. Теперь оказался замыкающим в четверке и понимал, что никому из троих доверять нельзя. При этом я был единственным, кто мог в случае внезапной угрозы воспользоваться пистолетом.

По мере нашего движения по мосту скрежет сменялся то бесполыми воплями отчаяния, то мертвой тишиной. Мороз продирал по коже, когда я думал о неприкасаемых, возможно, корчившихся на дне пропасти без всякой надежды выбраться когда-нибудь на верхние горизонтали (на большее не хватало фантазии). Но с чего я взял, воображая это, что им хуже, чем мне?

В конце концов даже призрачный свет с платформы стал неразличим, и мне пришлось ступать на ощупь, цепляясь за поручни и прислушиваясь к дыханию и шагам Сирены. У нее был привычный запах, и я точно знал, что сейчас она не испытывает страха. Никогда не находил ничего хорошего в слепой покорности. Моя самка больше не принадлежала мне.

Один раз я чуть не наткнулся на нее и прошептал в густые волосы:

– Дай мне ребенка, я понесу.

Вместо ответа она тихонько запела «Дочь дьявола» надтреснутым старческим голосом. От этого голоса у меня по телу прошла ледяная волна. Вспомнив о судьбе прелюбодея, я предпочел держать свой пах подальше от ее смертельно опасного «хвостика» и отстал на несколько шагов.

Если старуха послана с целью заманить нас в ловушку, то теперь было достаточно в любой момент обрушить пролет моста. Я мог лишь догадываться о том, что находилось по обе стороны от меня, а также снизу и сверху. Существовали сотни способов избавиться от «гостей». Но интуиция подсказывала другое: встреча была предопределена, и убийство не оправдывало столь сложной комбинации. Правда, оставалось еще жертвоприношение. Кто знает, каковы ритуалы на этой горизонтали! Тут могли обитать непредсказуемые извращенцы…

Вскоре я почувствовал чье-то присутствие за своей спиной. Незаметно проскользнуть мимо меня не мог никто из троих, шедших впереди, – поручни тянулись параллельно на расстоянии, лишь немного превышающем ширину бедер. Я имею в виду, конечно, пышные бедра Сирены… А запах? Тут я понял, что вряд ли почуял бы старуху, если бы той взбрело в голову совершить дурацкий акробатический трюк, чтобы подобраться ко мне сзади.

Я пережил несколько неприятных минут, пока рядом продолжалась непонятная возня. ОНО стонало и издавало хлюпающие звуки. Временами мне казалось, что я различаю то ли жалобный, то ли сочувственный шепот. Я невольно ускорил шаг, даже не пытаясь преодолеть наваждение. Оставалось ждать, пока оно исчезнет само по себе.

Слаборазвитое воображение было моей сильной стороной и не раз спасало от кошмаров. ЕБ часто использовал подобные штуки в сочетании со своими ловушками и «призами» (потусторонние голоса, звучавшие в темноте, специфические запахи и фантомы), однако я не был уверен, что по-прежнему нахожусь во владениях ЕБа.