Самая страшная книга 2023 - Оксана Ветловская
– Что ж ты, Олежка?! Раскокаешь! – воскликнула баба Люба, ловко протиснувшись в комнату. – А ты, дед, сидишь, как не у себя дома! Новый год вот-вот. Телик включай!
Она вытащила из-под руки старика пульт, щелкнула по кнопкам. Экран вспыхнул, и на всю комнату запело что-то задорно-праздничное.
– Страсть как любит всякие программы, – старуха весело ткнула пальцем в сторону телевизора. – Особенно Малахова. Сядет, уставится, не оттащишь. Ой, да что ж это я, дура старая?! – Она хлопнула себя ладонью по лбу. – Деда ж надо в порядок к застолью привести. Как Новый год встретишь, так и проведешь. Верно, Олежка? Щас приду, щас приду.
– Глюки, – прошептал Жилин. – Просто глюки. От лекарств.
Баба Люба тем временем вернулась, держа в руках небольшую миску и столовую ложку. Прошла в комнату, наклонилась к трупу, расстегнула надетые на нем рубаху, брюки и старательно заскребла ложкой по телу, скидывая что-то в миску. Продолжалось это, наверное, добрых пять минут. Мухи сонно гудели, снег залетал в открытое окно, снаружи трещали петарды, из телевизора звезды шоубиза наперебой желали всего наилучшего.
– Во, видал! – Старуха вернулась к Жилину и сунула миску ему под нос. Внутри копошились опарыши вперемешку с кашеобразной гнилой плотью. – Приходится эти штучки убирать. Ну а что сделаешь? Старость не радость. Это щас их еще поменьше стало. – Она тряхнула миской с опарышами. – Раньше жуть как много было, а теперь уже не так. Значит, стало быть, на поправку дед пошел, да? И вот проветриваю – тоже помогает. Как ведь говорят? Солнце, воздух и вода.
Старуха расхохоталась, Жилин тоже засмеялся. Засмеялся и тут же забыл, что заставило его смеяться. Рассеянно почесал затылок, покрутил в руках бутылку водки, отвинтил крышку, сделал несколько глотков. Горькая! Чуть подумал и отхлебнул еще.
– Да куда ж ты?! – возмутилась баба Люба. – Раньше времени-то! И деду не предложил. Дед! Водочки с нашим гостем выпьешь?
Она подошла и наклонилась ухом к самому рту трупа, напряженно прислушиваясь.
– Что говорит? – глухо спросил Жилин.
– Что? – Старуха на миг растерялась, часто заморгала честными голубыми глазами, но тут же нашлась. – А что тут говорить? И так ясно. Сначала нужно президента послушать, а потом уже пить эту вашу отраву. И окошко пока закрой, Олежка. А то тебя вон уже от холода всего колотит. Закрой, закрой совсем.
Жилин осторожно, стараясь не тревожить мух, прошел через комнату. У окна, подставив лицо обжигающему ледяному ветру, снова хлебнул водки. Всмотрелся вдаль и за домами, за фейерверками, за стеной снегопада увидел исполинскую волну. Почти не удивился и не испугался, а скорее обрадовался – наконец-то!
– Олежка. А я все правильно делаю?
Прозвучало робко, боязливо, и Жилин представил, как старуха смотрит ему в спину своими честными голубыми глазами. Кивнул не оборачиваясь.
– Правильно.
Волна приближалась, набегала. Неслась, уничтожая все на своем пути, сотрясая землю, круша дома, заглатывая взмывающие в небо фейерверки. Гигантский хищный гребень яростно пенился, будто зараженный бешенством. В комнате погас телевизор, потухла гирлянда и даже мухи зашевелились, почуяв неладное. А Жилин расставил руки в стороны, встречая волну и собираясь обнять ее, как старого приятеля.
На губах уже играл вкус моря, гул разъяренной воды нарастал, давил на уши, распирал изнутри, становясь невыносимым. И последнее, что удалось расслышать, было:
«Белый снег, серый лед…»
«Белый снег, серый лед…»
0
«Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле…»
– Жилин…
– Толька, молчи. Береги силы.
– Жилин… а как…радио… уцелело?
– Молчи, говорю. Не знаю, как. Советское, наверно, еще. Взрывоустойчивое.
– Жилин… не смеши… не могу… смеяться.
– Не смейся. И не говори. Береги силы. Тебе крепко досталось.
– Жилин… а ты… как?
– Я ничего. Нормально. Только башка гудит.
– Не храбрись… Ты… блевал… только… что.
– Поблевал и перестал. Молчи, Толька. Заткнись наконец. Потерпи, к нам уже летят.
– Жилин… а я… на море… хочу.
– Поедешь. Еще поедешь. Только молчи.
– Знаешь… сесть… на берегу… и рисовать… как… Айвазовский… Девятый… вал… Волна… а за ней… солнце… надежда…
– Нарисуешь еще, Толька, все нарисуешь. И получше Айвазовского. Все еще наладится.
– Я… знаю… Жилин… наладится… обязательно… нала…
Дмитрий Карманов. Колпашевский обрыв
30 апреля 1979 года, город Колпашево, Томская область
– Труп, – подтвердил Ушков.
Хотя это было очевидно всем троим. Лицо в воде, руки неестественно вывернуты, ноги запутались в кустах прибрежного ивняка – живым такой человек быть не мог.
Григорьев сопел и переминался с ноги на ногу. Он не хотел лезть в ледяную воду, но чувствовал, что придется. А Нина Павловна стиснула зубы и подумала: «Ну почему именно в мою смену?»
Нет, она не первый год работала следователем. И в Томске почти каждую весну вылавливали из Томи «поплавков-подснежников», сгинувших подо льдом зимой и выплывающих с ледоходом. Но тут, в крохотном Колпашево, в ее первую весну, да еще и накануне праздника…
– Ну, – кивнул Ушков Григорьеву, – полезли?
Здесь, в районе речпорта, Обь разлилась широко, и рыжие плети тальника оказались наполовину в воде. Сверху казалось, что труп лежит на мелководье, но, едва спустившись, Ушков сразу ухнул по пояс в мутную жижу. Выматерился, но вполголоса – все-таки наверху женщина. Он вообще как судмедэксперт не должен сам тягать клиентов, но что поделать, если вся опергруппа – он, сержант-водила да эта новенькая.
– Григорьев, ет-тить тебя, давай помогай!
Вдвоем они вытащили тело на берег. Оно оказалось неожиданно легким, почти невесомым, как высохший майский жук. И здесь же, еще до погрузки в машину, Ушков понял, что с трупом что-то не так. Мужчина? Женщина? Не понять – голова будто в известке, сожравшей и волосы, и черты лица. Но судя по одежде – холщовые кальсоны и грязная рубаха-косоворотка – все-таки мужчина. Косоворотка? Однако. И вдобавок полотенце – обычное вафельное полотенце на шее, свернутое валиком и завязанное на узел.
Но это еще не все. Труп был сдавленным, словно угодившим под пресс – между льдин его, что ли, зажало? И кожа. Коричневая, задубевшая, как у мумии. Все это совсем не походило на обычных утопленников – белесых, разбухших, тяжелых. Пожалуй, никогда прежде Ушкову не доводилось видеть таких мертвецов.
– Причина смерти? – Нина Павловна отвела взгляд от трупа.
– Вскроем – и увидим. Хотя…
Ушков присел на корточки и пригляделся к голове покойника. Затем натянул перчатку и очистил его затылок от грязи. В задней части черепа виднелась аккуратная дырочка.
– Похоже, огнестрел.
В отделении творился дурдом. Нина Павловна пыталась дозвониться в горпрокуратуру, но утыкалась в короткие гудки. Потом телефон у
