Самая страшная книга 2023 - Оксана Ветловская
– Але. Да. Я же сказала – мастер идет, – включилась диспетчер. Прозвучало это довольно пьяно.
Горб тем временем с нарастающей силой рвался наружу. Яростно бился под кожей, а та все натягивалась и натягивалась, пока наконец с хрустом не лопнула. Уборщица снова взвыла, не разжимая зубов, и из ее спины плюхнулся на пол сгусток плоти. Зашевелился, задергался, разбухая и обрастая очертаниями.
Тут Жилин уже не выдержал и зажмурился. Застыл, будто перепуганный ребенок, с ужасом вслушиваясь, как что-то гадко чавкает, сипит, хрипит и булькает. И совсем уж диким в сочетании с этими мерзкими, болезненными звуками показался голос диспетчерши. Она, похоже, забыла выключить связь и теперь игриво, с придыханием убеждала кого-то в динамике, что «не такая».
Когда Жилин решился открыть глаза, уборщиц в лифте было две, и обе торопливо одевались. Одна, с окровавленной спиной – в свое, разбросанное. Другая, поблескивающая слизью – в одежду из пакета. Точно такие же штаны, шерстяную кофту и спецовку с наименованием жилконторы.
– Ни нада… – начала первая.
– Пажалста, – попросила вторая.
– …никаму гаварит.
– Это…
– …ниабхадимаст.
– Па-другома…
– …ни справитса.
– Не скажу, – буркнул Жилин, опасливо переводя взгляд с одной на другую.
Теперь, когда обе оделись, очень хотелось убедить себя, что они просто близняшки. Самые обычные близняшки.
– Не скажу, – повторил он. Чуть подумал и добавил: – А вы окна не открывайте. Суки.
С потолка вдруг хлынула жгучая, кислая жижа. Жилину ошпарило глаза, он вскрикнул, поперхнулся и потерял сознание.
9
«Белый снег, серый лед…»
«Прям ледом пакрылас?»
«Здоров, не хвор, а хвор – не приговор».
«Вакцинировалась и хожу себе спокойно… А вот деда моего не заставишь…»
«А над городом плывут облака…»
«Мне нормальная помощь нужна. Нормальная, понимаешь?»
«У вас кредитный рейтинг – красный».
«А я вот читал, что в Израиле…»
«…По имени Солнце».
«Девятый вал, а за ним надежда».
«Ириша на кладбище».
«Надежда».
«На кладбище».
«Надежда».
«Белый снег, серый лед…»
Поначалу Жилин даже не понял, что у него звонит мобильный. Решил почему-то, что песня играет по радио. А когда сообразил и рванулся рукой в карман, телефон уже затих. Номер был незнакомый. Жилин торопливо перезвонил – тишина. Ну то есть буквально тишина – ни гудков, ни сообщения о том, что «абонент не абонент». Ирка, наверняка Ирка.
Жилин стоял, прислонившись к какой-то двери, а когда всмотрелся, понял, что это дверь его собственной квартиры. Отпер ключом и, рассеянно почесывая затылок, вошел. На куртке обнаружились следы рвоты, во рту отдавало кислятиной. Значит, его просто вырвало в лифте и все?
«Таблеточки сильные принимаете – побочечки могут выскакивать».
– Таблеточки сильные, – повторил Жилин вслух и неожиданно понял, что будет делать дальше.
Не подумал, не предположил, даже не решил, а именно понял. В мыслях все уже было сделано, со всем покончено, и теперь оставалось только повторить это на практике.
Жилин стремительно прошагал в кухню. Из холодильника достал непочатую бутылку водки, из аптечки – пузырек антидепрессантов. Водку открыл и выковырнул ножом дозатор, а таблетки растолок массивным гранитным пестиком и высыпал получившийся порошок в бутылку. Коротко покосился на стену – ледяная.
Ну ничего, ничего. Скоро все кончится. Не будет ни льда, ни амитриптилинчика. В Израиле все подлечат. Хотя при чем тут Израиль? Все это ради Ирки. Только ради Ирки.
Жилин несколько раз встряхнул бутылку, размешивая порошок. Наступало время встречать Новый год.
10
– Олежка! Пришел! Вот молодец! Дед, у нас гости! Ну заходи, не стой! Дед, Олежка пришел! – Баба Люба радостно засуетилась в дверях, а потом выглянула на лестничную клетку и с тревогой спросила: – А барышня где ж?
– Да вот никак созвониться не можем.
Жилин вошел внутрь и тут же мысленно поклялся дышать только ртом – в квартире даже сквозь маску воняло просто невероятно, аж глаза слезились.
– Созвониться не можем. Она позвонила, я взять не успел. Теперь я звоню, она не берет, – в доказательство он вытащил мобильный и показал старухе историю звонков.
– Олежка, так у тебя ж он выключен.
– Да? – Жилин рассеянно повертел телефон в руках, разглядывая черный экран. – Разрядился наверно, а я не заметил.
– И у меня, – с готовностью закивала баба Люба, – и у меня такое без конца случается. Чего-то не заметишь, перепутаешь, а потом смотришь и думаешь – вот же дура ты старая, Никитишна! Щас вон в студень заместо яиц скорлупу положила, сижу теперь вылавливаю. Студень, конечно, вчера надо было варить, а так я запамятовала про Новый год, сегодня спохватилась. Ну ничего – как супчик похлебаем, верно?
– Верно, верно, – согласился Жилин. Он взмахнул зажатой в руке бутылкой водки и заговорщически понизил голос. – Я тут беленькой захватил, чтоб с вашим дедом отметить. Надеюсь, не откажет. Как его, кстати, по имени-отчеству?
– Да какое там отчество?! Деда Вова и все. А насчет беленькой… Ну не знаю. Предложи, конечно, только он у меня больше как-то сладенькое любит. Вот йогурт малиновый сегодня кушал.
– А мы с ним выпьем горькой, чтоб стало сладко, – неуклюже пошутил Жилин, и старуха радостно рассмеялась.
– Ладно, иди-иди, поздоровайся, – она подтолкнула его в сторону комнаты, – а я пока на кухне салатики дорежу.
Амитриптилин с алкоголем, особенно крепким, категорически не сочетался. Жилин знал, что сам-то он сдюжит. В конце концов, «два метра в длину, метр в ширину, чисто шкаф», как любила повторять Ирка. Но вот старику практически гарантировался инсульт. А дальше либо смерть на месте, либо госпитализация в новогоднюю ночь – прямо в лапы пьяных усталых врачей. Да и вездесущий ковид для непривитого деда никто не отменял.
Жилин понимал, что все эти страшные мысли не его, чужие, а сам он будто думал их со стороны. Тем легче было сделать вид, что все нормально. Притвориться доброжелателем и втереться в доверие к старику.
– Здрасьте, деда Вова, – бодро начал Жилин еще из коридора. – Давно хотел с вами познакомиться. А меня Олегом зва… – Он растерянно застыл в дверях с окоченевшей на губах улыбкой и застрявшим в горле «ть».
Свет в комнате не горел. Только гирлянда бешено мигала то красным, то зеленым, то синим, освещая сидящего в кресле старика. Освещая его пустые глазницы, и безжизненно приоткрытый, будто оплавленный рот, и едва держащийся на своем месте нос, и просвечивающие сквозными ранами щеки.
Окно было нараспашку, в комнате стоял мороз, поэтому тучи жирных мясных мух пребывали в некоей дреме – сидели, облепив стены, и время от времени прыгали с места на место или падали вниз. От вони мороз, впрочем, не спасал. Забывшись, Жилин случайно вдохнул носом и пошатнулся, чуть не
